Книга Код Золотой книги - Юрий Козловский

В тот день командир вошел к нам с каким-то особым выражением на лице. Вообще-то он был любителем внешних эффектов, но в этот раз мы видели, что он на самом деле чем-то серьезно взволнован.

– Ну вот, ребята, и пришло ваше время! – торжественно сказал он.

Поняв, что сейчас услышим что-то необычное, мы молчали, выжидая, что будет дальше. Командир обвел нас оценивающим взглядом, будто окончательно решал, достойны ли мы услышать то, что он собирался нам сказать. Наверное, решил, что достойны, потому что продолжил:

– Завтра вы получите ответы на многие свои вопросы. Вы узнаете, что такое Служба, узнаете, чем будете заниматься, выйдя из Школы. Перед вами откроются тайны, к которым допущены только офицеры Службы. Но все это – только после кое-каких медицинских процедур, которые вы должны пройти сегодня.

– Что еще за процедуры? – недоверчиво спросил Мишка Иванов. Похоже, в нем вновь заговорила детдомовская подозрительность.

– Их названия вам все равно ничего не скажут, – мягко ответил командир, чем здорово удивил меня. В другой раз за заданный без разрешения вопрос он обязательно вставил бы Мишке по первое число. – Но вреда они вам уж точно не принесут. А вот польза будет. Хотя бы то, что вы никогда больше не будете ничем болеть.

– Так я вроде бы и без всяких процедур не сильно болею! – упрямо гнул свое Мишка, на которого нашел дух противоречия.

– А я согласен! – перебил его Боря, гневно сверкнув в сторону Мишки своими темно-вишневыми глазами.

– В любом случае, дальнейшее обучение в Школе будет возможно только после прохождения процедур! – сказал командир, не обращая внимания на перепалку. – Кто откажется, завтра же будет отчислен и отправится туда, откуда попал сюда.

– Да я что? Я ничего! Я тоже, конечно, согласен… – перспектива возвращения в детдом сразу сбила с Мишки все упрямство.

– Больше несогласных нет? – спросил командир.

Таких больше не оказалось, и он повел нас из класса, где происходил этот разговор, в холл, а из него через незаметную дверь в плохо освещенном углу мы попали в незнакомый коридор. Причем я готов был поклясться, что раньше этой двери тут не было. Во всяком случае, я ни разу не замечал ее.

Мы шли по коридору так долго, что за это время можно было пройти насквозь не одно, а три таких здания, как наша Школа. А коридор все не кончался, и конец его все так же терялся где-то в туманной дымке. Наконец командир толкнул ничем не примечательную дверь, и мы вошли в большую, хорошо освещенную комнату. С первого взгляда мне показалось, что мы попали в женский зал парикмахерской. Вдоль стены стояли пять кресел с большими колпаками над ними, похожими на электрические фены, которыми женщинам после создания прически сушат волосы. Только тут не было зеркал и кресла стояли спинками к стене.

Осмотревшись, я увидел около каждого кресла небольшой столик с целым набором медицинских инструментов, шприцев, ампул и разнокалиберных склянок. В углу гудел аппарат непонятного назначения, от которого к каждому креслу тянулся толстый кабель. Рядом с ним за столом сидел мужчина лет пятидесяти в белом халате и такой же шапочке. Оторвавшись от книги, которую увлеченно читал, он бросил на нас любопытный взгляд и, указав рукой на кресла, сказал:

– Рассаживайтесь, господа. Меня зовут Викентий Степанович, я врач, и именно мне доверена честь подкорректировать ваши организмы.

Господа? Такое обращение к себе я слышал впервые в жизни. И что за коррекция, которой он собрался нас подвергнуть? Но отступать было некуда, хотя, когда я садился в кресло, у меня мелькнула мысль, что сейчас я навсегда отрезаю себе дорогу к прежней жизни.

Итак, мы расселись по креслам, врач опустил на наши головы металлические колпаки и защелкал тумблерами на аппарате. Гудение усилилось, и мне почему-то стало жарко, хотя в комнате было открыто окно, а на улице шел холодный осенний дождь. Потом перед глазами все поплыло, и последнее, что я запомнил, – это пронзительный взгляд Викентия Степановича, проникший внутрь черепа…

…Проснулся я в своей комнате. Судя по всему, на дворе было утро. Дождь, шедший последние дни, прекратился, в окно ярко светило солнце, а за стеклом покачивалась ветка клена с немногочисленными сохранившимися на ней желтыми листьями. Первой моей мыслью было: как я сюда попал? Память сохранила каждую секунду, предшествующую потере сознания в этом дурацком кресле, а вот потом – как отрезало. Я посмотрел на настенные часы, они показывали пять минут десятого. Вот это да! Неужели я провел без памяти почти сутки? Я хорошо помнил, что когда мы вошли в «медицинский кабинет», часы на стене там показывали половину одиннадцатого.

Я свесил ноги с кровати и прислушался к своим ощущениям. Что сделал со мной чертов доктор? Но оказалось, что грешил я на него напрасно. Я никогда не жаловался на здоровье, но так хорошо, как сейчас, не чувствовал себя никогда. В груди бушевало чувство, которое приходило в детстве, когда случалось такое вот пронзительно чистое, насыщенное яркими солнечными лучами, слегка морозное осеннее утро. Я чувствовал, как послушно отзывается каждая моя мышца, как резво бежит по жилам кровь. Но торжествовать не было времени. Я не помнил, чтобы мы вчера получили разрешение валяться в кровати до обеда, и это значило, что уже пять минут назад я должен был сидеть в классе. Я подскочил и бросился в ванную, но меня остановил звонок внутреннего телефона. Я поднял трубку и услышал голос командира.

– Володя, можешь не спешить, – сказал он, будто наблюдал за мной все это время. – Умывайся и иди завтракать. Я подойду чуть позже.

В буфете наша пятерка собралась одновременно, словно договорившись. Мы посмотрели друг на друга и молча принялись за еду. Все как будто что-то поняли. С первого взгляда мои друзья внешне не изменились после загадочной «коррекции», но в их движениях появилась какая-то новая, упругая сила, и лица будто засветились изнутри.

– Недовольных нет? – с улыбкой спросил Радзивилл, как всегда незаметно появившийся, когда мы заканчивали с завтраком. – Ни у кого ничего не болит?

– Никак нет! – гаркнули мы во весь голос. Всеми нами владело безудержное веселье, причин которого мы не понимали.

– Тогда встали и бегом на улицу! – скомандовал он. – Вернетесь, когда придете в себя.

Не обратив внимания на смысл его последних слов, мы кучей выкатились из класса и через минуту оказались в усыпанном разноцветной листвой парке. Мы гонялись друг за другом, как пятеро толстоногих щенят, бросались со всего размаха в огромные кучи листьев, которые кто-то сгреб посреди парка, кувыркались в них и боролись совсем по-детски, забыв, чему нас учили тренеры и учителя. Продолжалось это довольно долго – энергия прямо-таки кипела в нас, перехлестывая через край. Ладно, мы четверо, молодые. Но Павел, который был по сравнению с нами умудренным жизнью мужчиной, вел себя точно так же!

Пришли в себя мы тоже все одновременно. Посмотрели друг на друга удивленными глазами, почему-то засмущались и пошли обратно в класс.