На Александра было страшно смотреть: темные волосы пропитались кровью, левый глаз почернел и закрылся, нос распух, но челюсти вроде бы были целы. Он развернулся к троим, приготовившись дорого продать свою жизнь — Александр не сомневался, что в конце концов проиграет. Его силы были на исходе, а эта три мордоворота наверняка не первый раз в бою. Исход схватки был предрешен, но сдаваться он не собирался.
— Вас я прихвачу с собой, — прохрипел Морозов.
Боковым зрением он заметил, что кто-то метнулся к нему из толпы, и развернулся, приготовившись к новой атаке, но это оказался Тор. Он поддержал Александра и угрожающе посмотрел на лизоблюдов покойного Борромира. Для них это оказалось слишком, в конце концов Тор и выглядел страшновато, а в напарниках с этим сумасшедшим новичком вполне мог оказаться непобедимым. К чему рисковать в открытом бою, если можно разобраться с ними и ночью. Негр, видя, что Морозову совсем плохо, послал кого-то в лазарет за помощью. Александра тошнило, теперь, когда адреналин перестал оказывать возбуждающее действие, он почувствовал, как болят все избитые части тела. Несмотря на это, он запротестовал против отправки в санчасть, но лишился сознания и бессильно повис на руках у Тора.
Когда Александр пришел в себя, то узнал голос врача, немолодого уже паркианина:
— …плюс к множественным ушибам мягких тканей трещина на ноге, сломана переносица и хорошее сотрясение мозга… Да… Хорошо, сэр… Сделаю.
Александр не подал виду, что он в сознании — тем более что сделать это труда не составляло. Врач обратился к сестре:
— Элла, никого не пускать к нему. У Морозова сотрясение, а его мозги дороже наших с вами жизней, так сказал Мадрат. Комендант грозился если не пустить нас живьем в конвертер, то лишить годовой зарплаты, как минимум. Орал, как полоумный, будто это мы виноваты в морозовских травмах.
— Жалко парнишку, такой симпатяга, — послышался мелодичный голос медсестры.
— Вот и сделай ему инъекцию снотворного, быстрее выздоровеет. Да, и возьми еще что-нибудь укрепляющее из спецпакета. Если понадобится — закажи спецфлаером реаниматор из центрального поста.
Александр хотел сказать, что реаниматор имеется в лаборатории, но в этот момент почувствовал на руке холод дезинфицирующей жидкости, затем раздалось повторное шипение. Проваливаясь в сон, Александр подумал, что предпочел бы услышать фразу медсестры из других уст. Ему снилась Ирина на фоне бесконечной черноты космоса.
В это время полковник Мадрат рвал и метал. Проклятый придурок, этот Борромир! Он же велел ему проучить Морозова, а не убивать его. Теперь капитан в отставке выйдет из санчасти и скажет, что ничего не помнит. Разумеется, существовали способы проверки, но они влекли за собой опасность нарушения психики, а в данном случае рисковать нельзя. Но нет, Мадрат волнуется напрасно — Морозов тот еще орешек! Он выдержал шесть минут смертельного боя с кардсменом и убил его. Такой не забудет! Сам Мадрат не испытывал уверенности, что сможет выдержать подобную схватку. Он позвонил главному врачу, вновь постращал его и принялся за дальнейшую разработку своего хитроумного плана.
Александр валялся в лазарете уже восьмой день и благодаря трем килограммам стимуляторов (никак не меньше, судя по частоте их приема) чувствовал себя вполне нормально. Вчера сюда положили еще одного больного, известного всему посту под кличкой Дед. Настоящего имени его никто не знал, да и знать не хотел, а сам он про это никогда не рассказывал. На Корфу не принято расспрашивать о прошлой жизни — если сам не расскажешь, то с расспросами не пристанут. Охране все и без того известно, а заключенным это ни к чему.
Деду уже было за семьдесят лет, причем сорок из них, поговаривали, он провел на Корфу. Это был сухой, сморщенный человечек, согнутый годами и тюрьмой. Сейчас старик лежал с закрытыми глазами, хриплое дыхание вырывалось из него, словно из компрессора, который готов вот-вот сломаться. Вдруг он открыл глаза и, приподнявшись на подушке, с явным трудом оглянулся. Затем голова его бессильно упала обратно, и с губ сорвался стон. Александр встал с кровати, подошел к Деду и, взглянув на желто-восковую кожу лица и посеревшие губы, предложил:
— Дед, может тебе врача позвать? Что-то ты совсем нехорошо выглядишь!
— Не надо, никого из них не хочу видеть! Хоть умереть спокойно… — Дед хрипло закашлялся. — Сорок лет здесь, сорок лет…
С уголка его рта потекла струйка слюны. Александр подумал немного и подтащил аппаратуру жизнеобеспечения к койке соседа.
— Нет, сынок, не надо. Мое сердце долго не протянет, так лучше уж сразу. — Старик помолчал, затем пробормотал: — Все это время я пытался убежать, я считал прибытия флаеров и кораблей, я выяснил, что существует вероятность побега, хотя и очень рискованная. Но лучше умереть свободным, чем так пресмыкаться… Да, я узнал все это, но теперь у меня уже нет сил для побега. Я убегу с Корфу, только другим способом.
Александр вполуха слушал горячечный бред полусумасшедшего старика и хотел уже вызывать врачей, но Дед вцепился, словно клещами, горячей, высохшей рукой в его пижаму и снова забормотал:
— Слушай меня, я говорю правду, я здесь всю жизнь провел и знаю, знаю! — Александр подумал, что Дед прямо сейчас кончится, но его голос внезапно окреп и из глаз исчез ненормальный блеск. — Я знаю, как отсюда убежать. Когда сюда, на Корфу, приходит личная яхта коменданта, она останавливается на пятнадцатом посту. Там вообще нет заключенных, этот пост считается местным космопортом, единственным на всей планете. Надо только украсть здесь флаер, захватить яхту и уйти через место регламента.
Александр уже забыл, что собирался звать врачей.
— Что за место регламента?
— Я как-то проник в секретную систему охраны планеты через местный компьютер. Когда-то я был лучшим взломщиком и сумел сделать это. Да! Немногим удается подобное! На станциях орбитальной обороны периодически проводят регламентные работы: меняют вооружение, оборудование, программное обеспечение и прочее… Тогда такие станции отключают от общей сети — они становятся временно недееспособными. Мимо нее можно уйти в космос, она включится с опозданием, если включится вообще. Остальные станции разнесут любое тело на атомы, это каждому дураку известно. Поэтому никто сюда и не суется, даже мафиозные кланы с их многомиллиардной финансовой поддержкой. А между тем здесь есть дыра! Даже не дыра — дырища! — Дед снова закашлялся, на этот раз еще дольше. — Комендант перед выходом заявляет время, и его пропускают сквозь систему, а всех незаявленных расстреливают. Вот и выходит, что на самом деле убежать отсюда можно даже не одним, а двумя способами — на яхте коменданта или через место регламента. А для верности — и то и другое. Чтобы узнать про регламент, надо снова войти в секрет.
— Как попасть в эту систему?
— Уже не знаю. Я делал это несколько раз, тогда же и узнал обо всем. Сейчас у меня нет сил, чтобы повторить. Системы защиты меняются, я уже не знаю, что они из себя представляют. Зато я знаю, что умру, потому и рассказал свой секрет тебе. Все годы я молчал, никому не обмолвился даже словечком. Даже намека не сделал на то, что отсюда можно уйти. Все надеялся убежать, но всегда что-то мешало. Вот семь лет назад я уже окончательно решился, подготовился, но внезапно начался смерч и запретили все полеты на флаерах. Тогда я еще, помню, подумал, что божественное провидение против меня. Да! Вот Бог, если он есть, то против меня. Против меня… он против… Он, такой всемогущий… а я кто?
