— По-вашему, глупая затея? У вас ешть шобака?
— Да.
— Какая?
— Помесь овчарки и волкодава.
— О, ш ней, наверное, непрошто.
— Да, не всегда просто.
Она кивнула, видимо довольная тем, что он тоже принадлежит к когорте собачников, и продолжила:
— Так вы — детектив. В каком же деле я могу помочь вам? Вы хотите знать что-то конкретное?
— Хотелось бы узнать кое-что об одежде, которую вам пожертвовала леди Холл.
— О! Что же вы раньше не шкажали? — Тилли восторженно всплеснула руками. — Леди Холл — чудешная дама.
— Сегодня мне все об этом говорят. Не так давно она отдала вам вещи ее покойного мужа и кое-что из своего, и некоторые из них — в частности, жакет — оказались у девушки, дело которой я расследую.
— Подумать только! Конечно, я помню эти вещи. Отличного качества, шамо шобой.
Джон вынул из сумки фотографию Кэти:
— Взгляните, пожалуйста, на эту фотографию.
— Это та девушка, о которой вы говорите? — От любопытства Тилли вся насторожилась, точно котенок, который зажал в лапах бабочку и вот-вот начнет с ней играть.
— Да. — Джон передал ей фотографию и подождал, пока она найдет очки в сумке, в которой мог бы уместиться весь Уэльс.
Наконец поиски увенчались успехом, Тилли водрузила очки на нос и принялась внимательно рассматривать фотографию. Через некоторое время она разочарованно вздохнула:
— Нет, я ее не знаю.
— Точно?
— Тошно. — Она покачала головой и вернула ему фотографию. — У меня хорошая память на лица.
Джон тоже вздохнул:
— Ну, ничего, попытка не пытка.
— А жакет у ваш ш шобой?
— Да, разумеется.
— Можно взглянуть?
Открывая сумку, Джон предупредил:
— Только он плохо пахнет.
— Ничего страшного. Не хуже, чем Клара, — усмехнулась Тилли Гайд-Данвуди и от этого стала еще симпатичнее.
Он вынул жакет и разложил его на прилавке. Она, как и Торнтон, внимательно рассмотрела его, потрогав все пуговицы и отвороты.
— Да, я помню этот жакет. Его купил мужчина. Молодой, лет двадцати пяти — двадцати девяти.
— Значит, под тридцать. А вы можете вспомнить о нем что-нибудь еще?
— Да. Он штрашно нервничал, — нахмурилась она, — и вше время поглядывал в окно. Даже не дал мне завернуть покупку и объяснить, как ухаживать за вещью. А ведь это так важно! Ш таким материалом надо обращаться очень аккуратно. И вот результат! — Она указала на белесые пятна.
— Вряд ли его это беспокоило. Полагаю, он заплатил наличными? — спросил Джон.
— Да, пожалуй.
— А вы помните, как он выглядел?
— Я уверена, что видела его раньше в нашем районе. — Сняв очки, Тилли прикрыла глаза. — Ростом примерно с вас, но очень худой и с обесцвеченными волосами. Да, и у него была такая стрижка… — Она подняла руки к голове и прижала волосы по бокам. — Знаете, такие короткие здесь и длинные сзади…
— Маллет?
— О, это так называется? Ну да, наверное. А, вот, еще он носил эти… шкобки?
— Брекеты?
— Да, на зубах. А тут — антивоенный значок. — И она показала на правую сторону груди. — На кармане черной джинсовой куртки. Кштати, он весь был в черном. — Она открыла глаза. — Ну как?
— Вы просто клад, — широко улыбнулся Джон. — Если бы все свидетели были так наблюдательны, работать стало бы гораздо легче.
— Ах! Вы, ирландцы, известные льштецы!
Джон поблагодарил Тилли за время, которое она ему уделила, а она вызвалась, если вспомнит что-нибудь еще, позвонить ему.
Идя по улице, Джон размышлял, как связаны невоспитанный молодой человек и Кэти Джонс. Он сунул в рот сигарету, похлопал себя по карманам в поисках зажигалки и вдруг остановился как вкопанный, так что на него налетела женщина, которая шла следом и набирала на ходу текст эсэмэски.
— Ой! — воскликнула она.
— Простите.
— Смотрите, куда идете!
— Да-да, конечно. — Джон даже не взглянул на нее. Он достал из сумки коричневый конверт с часиками, которые дала ему Сара. Перевернув часы, он посмотрел наверх и улыбнулся.
Роза на часах точно повторяла ту, что прямо перед ним покачивалась на ветру, на вывеске дорогого ювелирного магазина. Над ней была надпись по-французски: «La vie en…» Недостающее слово «rose» компенсировалось изображением цветка. «Роза и есть роза, хоть розой назови ее, хоть как», — пробормотал Джон, нещадно коверкая Шекспира.
Сара поговорила по телефону с сержантом в отставке Фрэнком Даффи. Именно он расследовал дело об исчезновении Кэти. Как она ни старалась очаровать своего собеседника, он говорил с ней очень неохотно и сдержанно — сначала потому что не понимал, кто она такая, потом потому что понял. В конце концов он вспомнил, что Том Келли, отец Берни, «вроде бы говорил о какой-то машине», но, кроме него, никто ничего такого не упоминал, поэтому его свидетельство осталось без внимания. Он явно рассердился на Сару, когда она попробовала осторожно вытянуть из него подробности. Ничего не оставалось, как только поблагодарить его и положить трубку.
Можно было бы позвонить детективу Макбрайду и поделиться новостями с ним, но, пожалуй, сначала стоит дождаться возвращения Джона. Со стороны казалось, что полиция вообще не заинтересована, чтобы к ним поступала какая-либо информация. Они с таким же успехом могли бы сесть в машину и через час обладали бы всеми сведениями, какие ей удалось собрать.
Сара подперла ладонью щеку. Надо найти чем заняться. За делами забывалось выражение лица, которое было у мамы сегодня утром. Она не спрашивала себя, искренне она заботится о матери или только тешит свое самолюбие, хотя Хелен никогда не упускала возможности весьма прозрачно намекнуть на это.
Она подняла трубку:
— Глория, привет. Это Сара Кенни.
— Да-да, Сара, привет.
— Кто-нибудь еще интересовался квартирой? Как вчерашний показ?
— Знаешь, какой-то странный тип, и, по-моему, он просто полюбопытствовал, и все. Если появится серьезный покупатель, я уверена, тебе обязательно позвонят.
— Позвонят? Я считала, ты лично занимаешься продажей. Ты же сказала Хелен, что берешься.
Глория как будто поперхнулась.
— Глория?
— Да, Сара, конечно, я помню, что обещала по дружбе твоей сестре… но сейчас у меня совершенно нет времени работать с еще одним клиентом. Рут Келли будет…
— Как Рут? Но ты сама мне говорила, что она только три месяца как работает у вас. Глория, я же тебе объясняла, что мне надо продать квартиру быстро, и ты — лучший специалист…
