— Зачем оно?
— Ради славы.
— Ответ мне нравится.
— Отцу трудно объяснять новое. Представь себе: смертные собираются вместе, но не уничтожать друг друга, не отбирать что-то друг у друга, а только побеждать. Успех в чистом виде, без крови и корысти.
— Успех без корысти — это я. При чем здесь ты?
Аполлон развел руками, отвернулся, отошел в сторону.
Свист-свист! Одна из стрел вонзилась в мой щит.
— Ты невыносима! Соревнования бывают разные. Стрельба из лука — без меня? Быстрота ног — без меня? Люди могут соревноваться даже в пении под кифару.
— Но никакой флейты!
— Хорошо.
— Вообще никаких дудок!
— Хорошо.
— Почему ты думаешь, что отец меня послушает?
— Я не думаю. Я просто не хочу ждать пятьсот лет.
Мы не можем без смертных. С точки зрения стратегии, это главное свойство любого из нас.
Бессмертие — слово, не больше. На самом деле бессмертия нет.
Просто условия существования иные. И такое существование может растянуться на тысячелетия. А может оборваться — когда угодно. И вот это целиком зависит от них.
Титан Прометей пострадал не из-за того, что дал людям огонь, как выдумала эта девчонка. Он задавал неудобные вопросы и напоминал Зевсу вещи, о которых отец не желает помнить.
Мы слишком долго существуем, чтобы не устать от попыток ответить на вопрос, кто мы такие.
Я — исключение.
Дело в том, что неуемная радость совершенства собственных действий — еще одно наше свойство. И все считают именно его главным.
Самый восхитительный, на пределе возможного боец из смертных все равно не достигнет уровня Ареса: это невыполнимо теоретически. Арес слит со своей зоной всевластия и воплощает ее. Всепоглощающее удовольствие от боя заменяет собой весь мир, смертные не способны так растворяться. Афродите абсолютно ничего не нужно, пока она смотрит в зеркало и наслаждается любовью, а так как время нас не меняет, она сможет это всегда, если…
Если! В этом если — вся стратегия богов.
Нас около двух сотен. Двенадцать олимпийцев со свитой: нимфы, музы, всякая мелочь. Обслуживающий персонал. И каждый бессмертен лишь до тех пор, пока есть какое-то количество смертных, предавших ему свои души.
И никто на Олимпе не знает, какое в точности количество.
Сто? Двенадцать? Десять? Восемь?
Или один, но бесконечно верный?
И все мы спорим за души смертных, соблазняя их кто чем умеет.
Мне трудно. То, что предлагаю я, требует больших усилий и приносит мало сладости.
Вкус победы — он для гурманов. Он вообще не сладок. Потому мне и нужны избранные.
— Хайре, мудрая-юная-грозная! Ты просила, я сделал.
Конечно, я ведь просила с помощью папы.
— Храмы твои я не трогал, ты сама можешь в них заглянуть.
— Да, — ответила я.
— А вот что касается беспризорных атеистов до двадцати пяти лет, то они уже у твоей мойры.[57]
— Да, — ответила я.
Гермес выдержал паузу и сказал:
— Кстати, могу предложить роскошное ясеневое копье. Длина одиннадцать локтей. Ручаюсь, экземпляр уникальный, поднять способны четыре человека из ныне живущих, причем один обитает на другом конце океана. Давненько дыхание Гефеста и фантазия смертного не вытворяли ничего подобного…
— Чье? — оборвала я его тираду.
— А, одного троянца.
— Это копье царского сына. Знаешь, кому оно посвящено?
— Нет.
— Мне.
— С тобой страшно разговаривать!
— Да уж, не Афродита.
— Кстати, тебе ничего не требуется посчитать?
— Все сосчитано.
— Ну, тогда хайре… Застегиваю сандалии и лечу на Сицилию.
— Смотри не споткнись.
Итак, поглядим.
Пастух, 20 лет. Всего лишь пастух? Ну, все в наших руках. Пока пастух. Царство Трои и Илиона. Нетронутый дикарь, можно сказать.
Сын вождя, 22 года. Но островок больно захолустный, маленький, даже Посейдону неинтересный. Надо же — остров, неинтересный Посейдону! Юноша, впрочем, перспективный.
А это кто такой? Без определенных занятий, 25 лет. Ого, Египет! Оттуда редко кого удается оторвать, там Амон-Ра со своими.
Я вспомнила, как лет сорок назад примчалась к отцу, увидав данные будущего Рамзеса Второго, но отец только усмехнулся в бороду. После того как Ра с Гором сожгли Фаэтона, героя, выбравшего покровительство Аполлона… Но Афина не Аполлон!
Пока эти трое свободны. Они смотрят по сторонам, они смотрят в небо. Их силы не отданы служению. А силы их хороши.
Только с агрессией у всех не очень — самая слабая позиция. Зато прочее… Интеллект, созерцание, смелость, критичность, воля, энергия… Мойра сплела нити, и клубки светятся всеми цветами радуги.
Им нужна я!
И пастушок мне нравится больше обладателя ясеневого копья — что касается Илиона. И островитянина я способна сделать не хуже Геракла — если брать греков. А от египтянина-то древний пантеон уже отказался: решили не пускать его в поля Иалу, имя его уже занесено в кровь пожирателю змею Апепу…
Тактика древнего пантеона до сих пор работает, их бессмертие имеет основание прочнее нашего, в частности, моего. Зато я выбираю скользкий путь. Узкие врата, за которыми будущее. Древний пантеон легко пускает умерших в свой Аментет, но людей на земле все больше и больше, с каждым следующим оборотом больше и больше… Это и понятно: ради бессмертия и Зевс, и Ра заботятся о населении планеты, чем больше людей, тем меньше шансов повторить судьбу Энлиля, Энки, Лилит[58]и остальных недоумков, устроивших потоп. Где теперь Энлиль?
Кстати, и где Кронос?!
Там же.
Выходит, смертных должно быть много. И все-таки я выбираю узкие врата. Я не обращаюсь ко всем. Я ищу лучших.
— Доброе утро, титан.
— Добрый вечер, Ника.
