Ответил Брайан, мой старший. Он, конечно, Понятия не имел, чем я занят, даже о том, что творилось на улицах, и я был рад этому. Мы по Говорили о спорте, о бейсбольной команде «Янки» и спортлагере «Джетс». Я вдруг осознал, что ему скоро исполнится тринадцать. Господи, у меня будет полная квартира подростков, верно?
Я с улыбкой прекратил разговор. Эти двадцать минут стали лучшими за день.
Глава сороковая
Потом я решил осуществить запланированное с утра — заехать в редакцию «Нью-Йорк таймс» и поговорить с Кэти Кэлвин. Настало время пообщаться. Точнее, поругаться. Я хотел узнать у нее кое-что. Главным образом, какого черта она выдумывает версии и намекает, будто я ее источник?
С трудом преодолев путь до Сорок второй улицы, я сообразил, что редакция «Таймс» находится уже не там. Пришлось напрягать память, дабы вспомнить, что она теперь в новом административном здании на Сороковой улице.
В сверкающем вестибюле я сказал охраннику, что мне нужно видеть Кэлвин. Он нашел ее фамилию и сообщил, что она на двадцать первом этаже.
— Минутку, — окликнул он меня, когда я направился к лифтам. — Я должен дать вам пропуск.
Я показал ему полицейский значок, пристегнутый к галстуку.
— У меня есть свой.
Двадцать первый этаж находился дальше, чем я когда-либо проникал на вражескую территорию. В его коридорах мой значок вызывал беспокойте и неприязненные взгляды. Я нашел Кэлвин в одной из кабинок, где она остервенело стучала по клавиатуре.
— Очередная ложь для последнего выпуска? — осведомился я.
Возбужденная Кэти повернулась ко мне на вращающемся кресле.
— Привет, Майк! Рада тебя видеть.
Она дружелюбно улыбнулась, но я холодно оборвал ее:
— Не надо! Даже не заикайся, как я замечательно выгляжу. Только скажи, почему добиваешься моего увольнения? Злишься, что не выболтал тебе лишнего?
Ее улыбка исчезла.
— Я не добиваюсь… твоего увольнения…
— Меня не волнуют твои выдуманные источники информации. Но когда намекаешь, что твой секретный осведомитель — я, это становится моим Делом.
— Как ты смеешь обвинять меня, будто я что-то выдумываю?!
Нужно отдать Кэлвин должное: она знала, что лучший способ защиты — нападение.
— Значит, говоришь, я рассказывал тебе об Убийце? Напомни, когда это было? Может, у тебя есть магнитофонная запись, чтобы освежить мою Память?
— Господи, какой ты самонадеянный, — презрительно усмехнулась она. — Тебе хоть раз приходило в голову, что у меня могут быть и другие источники?
— И кто же это? Кто еще мог сказать тебе чушь о «всего одном убийце» и «переодевании, чтобы избежать поимки»?
Она внезапно заколебалась:
— Послушай, не знаю, можно ли говорить с тобой об этом… Мне нужно согласовать с моим…
Я положил руку ей на плечо и усадил на место, не грубо, но довольно решительно.
— Я стараюсь поймать убийцу, — сказал я. — Выкладывай, что знаешь. Все. Немедленно.
Кэлвин закусила губу и закрыла глаза.
— Это он.
— Он? Что это значит, черт возьми? — Я сжал подлокотники кресла и наклонился к ее лицу. — Признавайся, Кэти. Терпение мое на исходе.
Я видел с мрачным удовлетворением, что она потрясена.
— Убийца, — прошептала Кэти.
Я отпрянул от нее, словно получил удар в лицо.
— Вчера днем он связался со мной по электронной почте, — сказала Кэлвин. — Написал, что хочет предотвратить возможность неверного истолкования. Я подумала, он помешанный, но он начал описывать все. Что, когда, где и даже почему.
Я достаточно долго терпел, чтобы получить какие-то сведения.
Скажи почему, — потребовал я. — Что, когда и где я уже знаю.
— Он толкнул девицу под поезд, убил продавца в «Поло» и метрдотеля в клубе «Двадцать одно», потому что, цитирую: «хочет привить этой гнусной дыре хорошие манеры». Еще сказал, что обычным, порядочным людям нечего беспокоиться, но если ты подонок, твои дни сочтены.
— Черт возьми, кем вы себя считаете, скрывая это от полиции?! — возмутился я. — Не можете же вы быть настолько глупы!
— Успокойся, Майк. Мои редакторы заседали весь день, решая, сообщить ли вам об этом. И, как я слышала, склоняются к полному раскрытию. И вот еще что. Это подсластит сделку. — Она взяла со стола лист бумаги с печатным текстом и протянула мне. — Это его, как он называет, «объявление о миссии». Хочет, чтобы мы опубликовали.
Я вырвал лист из ее руки.
Глава сорок первая
«ПРОБЛЕМА
Кое-кто считает, что сейчас главная проблема — меркантильность. Я не согласен. Нет ничего дурного в вещах, ничего дурного в богатстве, в обладании красотой или в любви к красоте.
Дурно похваляться своими вещами, богатством, красотой.
Это болезнь.
Я люблю наше общество, нашу страну. Никогда еще в истории человечества не было страны, предназначенной для человеческой свободы. Но человеческая свобода требует достоинства: уважения к себе и окружающим.
В этом отношении мы сильно отклонились от курса. Большинство из нас в глубине души понимают, что мы ведем себя дурно. Но последствия подобного поведения достаточно редки, и мы продолжаем ежедневно совершать бесчестные и неуважительные поступки.
Вот почему я решил действовать.
Отныне кара за вызывающее поведение — смерть.
Я могу быть кем угодно. Вашим соседом в поезде, когда вы включаете свой айпод, или в ресторане, когда вынимаете сотовый телефон.
Подумайте хорошенько, прежде чем сделать что-то, чего, как вы прекрасно знаете, делать не следует.
Я наблюдаю.
С наилучшими пожеланиями Учитель»
Я трижды перечел текст и отложил лист.
Мне потребовалась всего секунда на принятие решения — эту встряску Кэти Кэлвин запомнит на всю жизнь. Я снял с ремня наручники и завел ей руки за спину.
— Что ты делаешь?! — испугалась она.
— То, что ты думаешь, — ответил я. — Твои права тебе зачитают в участке.
Она пронзительно завопила, когда я защелкнул второй браслет на ее тонком запястье, а по коридору к нам уже спешила группа белых людей среднего возраста с галстуками-бабочками и закатанными рукавами рубашек.
— Я редактор отдела городских новостей, — сказал один из них. — Что, черт побери, здесь происходит?
— Я городской полицейский, — ответил я, — и арестовываю эту женщину за препятствование отправлению правосудия.
