Александр перечитал записку трижды. Когда он снова взглянул на отца, лицо его было белым как мел. — Мне даже в голову не приходило, что она была… настолько впечатлительна, — голос его предательски дрогнул. — Я и думать не мог…
— В этом и заключается твоя беда, Александр. Ты никогда не способен продумать наперед возможные последствия своих поступков!
— Но она… показалась мне совершенно нормальной девушкой, — медленно произнес Александр, вспоминая, как познакомился с Марианной. — Она была такая веселая и жизнерадостная — ничто не указывало на психическую неуравновешенность. Мы провели вместе всю неделю, но я даже не подозревал…
— А о чем ты подумал, когда она приехала в Нью-Йорк?
Александр нахмурился.
— Тогда какие-то сомнения уже закрались ко мне в голову. Но я все равно даже представить себе не мог, каким образом она могла настолько неверно истолковать какие-то мои слова или поступки. Когда она сказала, что собирается вернуться в Швейцарию, я был уверен, что речь идет о продолжении учебы в университете. Не было даже намека на то, что она собирается свести счеты с жизнью.
— На сей раз, Александр, ты зашел слишком далеко, — глухо промолвил Киракис. — Дело крайне серьезное. Это уже не игра, в которой ты стремишься переспать с каждой встречной женщиной. Это — самоубийство. Молодая женщина покончила с собой по твоей вине. Если эти слухи просочатся в прессу, скандала не избежать. Представляешь, под какую угрозу ты поставишь тогда собственное будущее? Как, впрочем, и будущее корпорации.
— Какое отношение смерть этой девушки имеет к корпорации…
— Самое прямое! — загремел Киракис. — Мы всегда считались оплотом надежности. Никто не опасался доверять нам деньги. Настанет день, когда ты примешь бразды правления в свои руки, и тогда твоя дальнейшая судьба будет зависеть от крупнейших международных банкиров. Если они увидят, насколько ты безответственный, ни один из них не даст тебе денег. И что тогда станется с тобой? Какая участь постигнет корпорацию?
Александр уныло молчал. Об этом он, определенно, не думал.
— Это последняя соломинка, Александр, — заявил Киракис. — Я больше не могу терпеть твои выходки и твой образ жизни! Ты должен немедленно измениться сам и изменить свои привычки. В противном случае ты горько пожалеешь, что не внял моим советам. Заруби это себе на носу!
— Отец, ты должен мне поверить, — сказал наконец Александр. — Я и словом не обмолвился ей о чем-то серьезном. Не давал никаких обещаний. Ни о какой женитьбе речь даже не заходила. Я даже ни разу не говорил, что люблю ее!
— Все это сейчас уже не имеет значения, Александр, — резко сказал Киракис. — Она мертва, а её записка тебя уличает. И абсолютно не важно, что у вас было в Гштаде. — Он двинулся к двери. — Обдумай мои слова — мой тебе совет.
— Постой, папа! — быстро сказал Александр. — В газете говорится только, что она покончила собой в Женеве, в гостиничном номере.
— Ну и что?
— Как это случилось?
Киракис нахмурился.
— Она повесилась.
Глава 5
Хотя Александру и хотелось бы надеяться, что худшее позади, что отец сегодня днем уже выговорился по поводу самоубийства Марианны и больше к этой теме возвращаться не станет, в глубине души он чувствовал — этим не ограничится. Его отец был не из тех людей, кто способен обсуждать настолько важные дела, а тем более такие скандальные — в общественных местах. К сожалению, случай в офисе Александра был скорее исключением из этого правила; ярость Киракиса была столь велика, что он попросту не сдержался. Теперь же, когда они были совсем одни, Александр сразу понял — беды не миновать.
— Я больше не собираюсь терпеть твои безответственные выходки, Александр, — сказал Константин Киракис. Он стоял посреди комнаты, повернувшись к сыну спиной, словно не хотел даже смотреть на него. — В прошлом тебе многое сходило с рук, хотя, точнее, я просто старался сам закрывать глаза на твое поведение. Когда это не удавалось, я платил бешеные деньги за то, чтобы твое имя не трепали в газетах. Поначалу я твердил себе, что это вполне нормально. Ты молод, а нормальному мужчине нужно нагуляться. Я и маму твою убеждал, что беспокоиться не о чем, что со временем все пройдет. Я уверял, что пройдет время, ты остепенишься и заведешь себе семью. — Киракис повернулся и посмотрел на своего сына. — Но твоя последняя выходка, Александр, переполнила чашу моего терпения. Более того, она заставила меня усомниться в том, что способен заменить меня на посту главы корпорации. Я больше не уверен, что ты готов возложить на себя столь высокую ответственность.
Сидя за своим столом, Александр мигом насторожился.
— Что ты хочешь этим сказать? — осторожно спросил он.
— Неужели ты что-то не понял? — резко спросил Киракис. — Я сказал, что сомневаюсь в твоей способности возглавить Совет директоров. Я больше не уверен, что именно ты должен заменить меня на этом посту.
Александр встал и озадаченно уставился на отца. По его растерянному виду чувствовалось: такого поворота событий он явно не ждал.
— Но это несправедливо, папа! — возразил он. — Ты возлагаешь на меня всю ответственность за поступок душевнобольной женщины. Женщины, которая покончила с собой!
— После того, как ты её отверг! — гневно выкрикнул Киракис. — Ты воспользовался — самым нечестным образом — её неопытностью и впечатлительностью, насладился ею, а потом — бросил! Нет, даже не бросил — ты её растоптал!
— Но откуда мне было знать! — воскликнул Александр. — Мы провели вместе всего одну неделю. Мог ли я предполагать…
Киракис предостерегающе поднял руку. Лицо его потемнело от с трудом сдерживаемого гнева. Когда он заговорил снова, голос его звенел от напряжения:
— Ты имеешь право знать, что я всерьез раздумываю над тем, чтобы изменить условия своего завещания.
Александр ошеломленно приподнял голову. Он был совершенно огорошен словами отца.
— Изменить условия завещания? Господи, но почему? Неужели из-за… этого?
— Да, Александр, и я вовсе не шучу, — угрюмо произнес Киракис. — Поскольку я больше не уверен, что ты способен контролировать свои поступки, я не могу быть уверенным и в том, что ты можешь стать моим преемником. Я не хочу, чтобы корпорация, в которую я вложил столько сил, погибла.
— Но кто тогда… — начал было вконец расстроенный Александр, но осекся.
— Кто унаследует контрольный пакет? — закончил за него Киракис. Он покачал головой. — Пока я ещё сам не знаю. У меня не было возможности все это как следует обдумать. Боюсь, что ты, сын мой, загнал меня в тупик. Вот уж не думал, не гадал, что мне предстоит вынести такое! Вплоть до сегодняшнего дня я никогда не сомневался, что моим единственным наследником и преемником станешь ты.
Лицо Александра стало пепельным.
