— Нет проблем.
Эдвард заканчивает одеваться. Федерико открывает компьютер.
— Слушай, ты здорово загорел, хоть и рыжий.
— Угу, я делал репортаж в Андах две недели назад.
Федерико садится, открывает файлы.
— Нет, сиди, мне и здесь хорошо. Ты не против, если я поработаю, пока мы будем болтать? Мне осталось всего ничего, несколько колонок для завтрашнего номера.
— Валяй, мне это не помешает.
— Твой американский акцент. Вот сейчас я его услышал. Ты молодец, просто молодец.
III
— Ну, как поживаешь? Все фотографируешь, как я погляжу. Ты был в Андах?
Эдвард, в сине-сером спортивном свитере, красных брюках и трехцветных кроссовках, сворачивает новую сигарету, а Федерико время от времени поднимает глаза от компьютера, чтобы посмотреть на собеседника.
— Я там снимал пейзажи.
— И как, удачно?
— Да, но после пейзажей, знаешь, хочется чего-то более интимного, более человеческого. А вообще, из этого, знаешь, книгу сделают. Проект еще неясный. Может быть, с текстом.
— Документальную?
— Нет, скорее tea-table-book[47], коротенькие легенды или стихи. Хотят обратиться к тамошнему автору.
Пальцы Федерико летают по клавиатуре, и на экране, как по волшебству, появляются строчки текста, они бегут, растут, движутся, мчатся, спотыкаются о невидимые поля, возобновляют свой бег и, пока их автор беседует, складываются в три одинаковые плотные колонки.
— А здесь ты эти фотографии выставляешь?
— Нет, здесь другие. Это старый замысел. Я сделал цикл фотографий два года назад здесь, в Мадриде, и отобрал из них для тематической выставки.
— Что за тема?
— Городские виды, снятые снизу вверх, верх фасадов с тротуара, небо, все как бы с детского роста. Там немало удачных.
— Надо же, я как раз пишу про Альмодовара, он снял город с неба для титров будущего фильма. Обратная перспектива, прикинь.
— Угу, в последнее время я делаю нечто подобное, виды Мадрида из окон. Немножко в духе Кайботта[48], знаешь.
АЛЬМОДОВАР В НЕБЕСАХ
Вчера во второй половине дня можно было встретить на улицах города детей, идущих, задрав голову, и только чудом (дети — мастера на чудеса) не натыкающихся на прохожих и фонари. Впрочем, не только детям было интересно, что же делает этот вертолет, который висел над Мадридом много часов, почти не двигаясь.
Кто бы мог поверить? Это Педро Альмодовар, тоже дитя города и великий мастер на чудеса, снимал столицу, «из любви, — поведал он, — только из любви к городу». Мы, однако, подозреваем, что вполне конкретная причина побудила священное чудовище испанского кино оплатить услуги частного пилота и добиться необходимого разрешения властей. «АВС» получила информацию из первых рук: съемки города необходимы Педро для начальных кадров его будущего фильма (нового хита проката), в котором, насколько нам известно, он оставит Барселону, чтобы заняться Мадридом и даже сделать его главным героем.
Об остальном режиссер пока таинственно молчит, и можно ожидать сильного фильма, очень интимного и личного (Феллини, «Амаркорд»), тем более что Альмодовар вряд ли стал бы зря снимать так долго и в одиночку материал для вступления.
Альмодовар обещал дать нашей газете первую информацию о том, что, вероятно, станет признанием, исповедью — и шедевром.
— Славно. А как ты до окон-то добираешься? Звонишь в квартиры?
— Вроде того. Вообще-то прошу знакомых и их знакомых…
— Хочешь зайти ко мне?
— С удовольствием, но у меня, наверно, уже есть такие виды. Я вообще-то обретаюсь в основном на Глорьета Бильбао.
— Да?
— У подружки, и уже сделал отличные снимки.
— Покажешь мне. Для прессы ты по-прежнему не работаешь?
— Нет, насколько могу, избегаю.
— Это так ужасно?
— Не знаю, но я вижу, как многие фотокорреспонденты хотят стать фотохудожниками и добиваются выставок. Обратное случается куда реже.
— Да, как ни печально, но они похожи на журналистов, которые толпятся у дверей издательств, чтобы стать писателями. Одностороннее движение. Ну да ладно, не всем везет выставляться, как тебе, да еще выпускать книги. Я хочу сказать, не всем дан твой талант. А кстати, где в Мадриде у тебя выставка?
— В галерее Поро.
— Неужели?
— Подружка, у которой я живу, там работает, она все устроила.
— У тебя выставка в Поро, а я ничего не знаю! Это ведь самая известная галерея, ну, почти самая, и я обычно в курсе.
— Вот именно, об этом я и хотел тебя попросить. Я не знаю, как Альберто Поро пиарит свою галерею, но это просто катастрофа! Кроме коллекционеров (ладно, согласен, это важно, они ведь покупают, они запоминают и они рекомендуют), никто вообще не в курсе. Обязательно нужен толчок, например хорошая статейка за твоей подписью.
— Я это устрою. Немыслимое дело — галерея Поро не в состоянии пиарить свои выставки. Хотя бы позвонили мне, пригласили на вернисаж! Это же так просто. Почему не отправляется, не могу послать материал, извини, у меня тут проблема с компом…
— А сетевой кабель, вон он валяется, его не надо подключить?
— А, да, извини, спасибо. Хоп!
Статья об Альмодоваре ушла по внутренней сети. Федерико открывает файл «Берналь».
— Это очень кстати, я как раз делаю обзор культурных событий. Сразу после этой напишу про тебя.
(Вставить фото: BERNAL83.jpg. Подпись: «Фернандо Берналь получает премию „Европалия“, 1983»)
ФЕРНАНАО БЕРНААЬ ВОЗВРАЩАЕТСЯ: ЗА НОБЕЛЕВСКОЙ ПРЕМИЕЙ?
В некоторых хорошо информированных кругах ходят слухи, что издатель Миранда в скором времени преподнесет искушенной публике сюрприз и возможность прочесть новый текст Фернандо Берналя. Речь идет, если верить тем же кругам, об эссе или о сборнике эссе. Стало быть, нон-фикшн. С беллетристикой покончено? Надо ли напоминать, что Фернандо Берналь, которого принято считать одним из лучших ныне живущих испаноязычных писателей (наряду с Варгасом Льосой, Гарсия Маркесом, Гойтисоло и прочими), представил читающей публике, начиная со своего первого романа в 1957-м, литературный путь столь же редкий, сколь и взыскательный, от неореализма своих первых книг к формам все более зеркальным, где история и язык взаимно перекликались (цитируя слова Х. Феро) «эхом их бездн» и где читатель терялся, завороженный, в том, что назвали «барочной экономией отчаяния», тайна которой была, казалось, неизбежно, трагически доверена одному лишь молчанию.