— Превосходно!
— Что?
— Ни одного веского довода против твоей книги. Рецензент сам себе противоречит: ты опровергаешь сложившееся мнение и в то же время в твоей книге нет ничего оригинального. Его это раздражает, вот и все.
— И что из этого?
— Ему завидно. А это значит, что книга хорошая.
— Но мне-то что делать?
— В этой рецензии есть одно толковое замечание — по поводу книг и статей, на которые ты не ссылаешься…
— Но я не могу ссылаться на всех! Я прочла тонны книг на английском, французском, немецком и даже на итальянском. Я не ссылаюсь на тех, кто не имеет отношения к моей диссертации, и на тех, кого считаю дураками.
— Дураки, любовь моя, обладают большой властью. Хочешь знать мое мнение? Твой рецензент и есть один из тех дураков, книгу которого ты не упоминаешь. Он в ярости, потому что ты написала неплохую работу, но ни разу не сослалась на него. Знаешь, что я сделал бы на твоем месте?
— Что?
— Я бы взял последнюю книгу о Флобере и внимательно изучил библиографию, чтобы удостовериться, что не пропустил какую-нибудь мегеру, которым обычно поручают писать рецензии. В общем, проверил бы всех профессоров, проживающих в Соединенных Штатах. А впрочем, не стоит волноваться. Ты же прекрасно знаешь, что не бывает успеха без одного или двух отказов.
Все, о чем говорил Эрик, было просто, ясно и очевидно. Он был таким красивым в черной тенниске, голубых джинсах, с босыми ногами и ниспадающими на лоб шелковистыми светло-русыми прядями. Ей нравились его большие ноги с длинными пальцами — средний был длиннее второго — и ухоженными ногтями. Жизнь напоминала погоду в Бретани, о которой рассказывала Розен: солнце, дождь и снова солнце, выглядывающее из-за облаков, подгоняемых и уносимых ветром. Ее Эрик, сидящий рядом с ней на диване, уронивший на пол рецензию, целующий ее и шепчущий ей на ухо, как хорошо было вчера на ковре. Ее Эрик! Не прошло и минуты, как они снова занялись любовью, и опять на ковре.
Шестнадцать месяцев счастья. А могло быть и шестнадцать лет. До того, как погиб Герринг. Тогда ей казалось, что никто не может покуситься на самое главное в ее жизни — Эрика. Отрицательный отзыв — самое худшее, что вообще могло произойти. В тот момент она еще не знала, что это было предупреждение Эриний: не заносись слишком сильно! Гюбрис.
Джейн свернула налево. Вот и ее дом. Она настолько глубоко погрузилась в свои мысли, что сорок минут ходьбы от остановки автобуса до центра города пробежали, словно пять минут. Скоро зайдет солнце. Джейн порылась в пляжной сумке, чтобы найти ключи. В сумерках белый дом, казалось, отливал золотом. Она открыла дверь. В это время гостиная выглядела уныло, и здесь пора уже было включать свет, хотя снаружи еще светло. Она заметила, как мигает красная лампочка автоответчика, и нажала на кнопку, чтобы прослушать сообщения. Эллисон: пусть Джейн обязательно позвонит ей вечером, если почувствует себя одиноко. Спасибо.
Деревянные книжные полки, стоявшие справа от камина, были гораздо светлее в том месте, где находились книги Эрика. Не мешало бы их вымыть. Как, впрочем, и окна. Они мыли их всего раз, пятнадцать месяцев назад, когда на празднование новоселья пригласили сорок человек. Фотография Эрика вместе с Губертом, которую Джейн сделала в тот вечер в саду, так и стояла на книжной полке рядом с фотографией Джереми, бежавшего к фотоаппарату, переваливаясь, словно медвежонок, и протягивавшего вперед свои пухлые ручки. Джейн поднесла к губам фотографию и поцеловала стекло. Наверное, он изменился. Прошло больше года, как Джон и Эллисон с неделю гостили у них в Олд-Ньюпорте. Оба они были очарованы Эриком, а Джейн с Эриком души не чаяли в Джереми. Целыми днями они вместе гуляли, а вечерами болтали, попивая калифорнийское вино, которое привезли Эллисон с Джоном. Шел июль 1994 года. Оставалось две недели до гибели Герринга. Через десять дней Джереми исполнится два года. Не забыть бы позвонить.
Джейн пошла в кухню и налила себе стакан профильтрованной воды. Стемнело. Было почти девять часов. В ванной комнате она прополоскала купальник и приняла душ, долго обливаясь горячей водой, чтобы смыть морскую соль. Телефонный звонок раздался как раз в тот момент, когда она выходила из ванной. Схватив полотенце, Джейн побежала в комнату, легла поперек кровати и сняла трубку телефона, стоявшего на ночном столике.
— Эрик?
Ответа не последовало.
— Эрик? Ты меня слышишь? Это ты? Ничего не слышно. Я кладу трубку. Перезвони!
Джейн положила трубку. В комнате было мрачно и тихо. Она дрожала от холода. Вдруг ей показалось, что она не заперла входную дверь. Не став вытираться, она обмоталась полотенцем и быстро сбежала вниз. Дверь оказалась закрытой. Снова раздался телефонный звонок. Она вздрогнула и побежала в гостиную.
— Привет, это я.
— Ты где?
— В мотеле при выезде из Толидо.
— Это ты пытался только что дозвониться?
— Нет, а что?
— Кто-то позвонил. Ничего не было слышно.
— Не сработало.
— Возможно. Но я испугалась. Машины нет, и дорога в стороне…
— Успокойся, ничего страшного.
— Да, я знаю. Ты не слишком устал?
— Есть немного. Я просидел за рулем двенадцать часов. Хорошо, что выехал в субботу. Дорога была почти пустой.
— Что-нибудь ел?
— Огромный гамбургер.
— Думаешь, что доберешься на место завтра?
— Если удастся. Еще часов двенадцать пути.
— Это уже слишком. Почему бы тебе не сделать еще одну остановку?
— Посмотрим. Мне хочется побыстрее добраться. Буду осторожен, не волнуйся. А что ты сейчас делала?
— Принимала душ. — Она засмеялась. — Я голая и совсем мокрая.
— Ага…
Как ей его уже не хватало! Толидо. Она никогда там не была. Завтра он будет еще дальше. Эрик ласково спросил:
— Как у тебя прошел день?
— Ты можешь мною гордиться: я не плакала. Пять часов проработала над статьей и наконец закончила.
— Я горжусь тобой.
— Сегодня после обеда я ездила в Форт-Гейл. Снова видела этого чокнутого, помнишь, типа, который ко всем пристает в автобусе с разговорами. Сегодня мне пришлось пожать ему руку Он достал меня своими вопросами. По нем явно плачет психушка, хотя он и не буйный. Всех знает по именам. На остановке в Уэст-Олд-Ньюпорте высунулся из окошка и закричал: «А это же мадам Джексон с дочерью! Здравствуйте, мадам Джексон! Как поживаете? А ваша дочь? Привет, Дороти!» Он знает, где кто живет, и говорит водителю, где нужно остановиться еще до того, как пассажиры сами об этом попросят. У меня даже поднялось настроение. Может, я поняла, что этот тип не опасен, и я могу быть с ним любезной.
— Не слишком любезной, однако.
Джейн рассмеялась.
