На самом деле она была свободна практически каждый вечер. За исключением тех вечеров, когда работала. И это, она подозревала, и было то самое «общее».
– И?
Карен глубоко вздохнула и услышала, как отвечает ему:
– С удовольствием.
И она понимала, что это действительно так. Что было для нее самой еще одной неожиданностью.
Он зашел за ней в восемь тридцать, как и сказал. На нем были голубые джинсы, черная куртка и ярко-белая футболка. Куртка была очень стильная. Карен разбиралась в одежде. Возможно, подумала она, это куртка от Пола Смита. Карен была рада, что он оделся просто. Это был ее стиль. Она тратила огромную часть своей зарплаты на эксклюзивные дизайнерские вещи, но предпочитала спортивный костюм от DKNY или куртку от Армани более строгой одежде.
На ней были широкие брюки цвета хаки и куртка с абстрактной вышивкой. Она подумала, что их костюмы отлично сочетаются.
Он выглядел хорошо, чего уж там. И очень молодо. Она уже догадалась, что Джерри года на четыре-пять моложе ее сорока трех, но без формы он выглядел даже моложе. И привлекательней, подумала Карен. Но с другой стороны, ей никогда не нравилась форма. По ее мнению, она была неизбежным злом, связанным с некоторыми профессиями, и она была просто счастлива навсегда избавиться от своей, когда перешла работать в уголовно-следственный отдел.
Она незаметно оглядела его с ног до головы. Копна волос песочного цвета, смеющиеся глаза и улыбчивость делали его очень привлекательным мужчиной. Ей придется пересмотреть свое мнение о том, что он похож на героя с квадратной челюстью из старых журналов для мальчиков. Вот и все.
Он принес букет белых роз, которые подал ей, слегка поклонившись.
– Прошу извинить мои старомодные привычки, но я так воспитан, – сказал он, широко улыбаясь.
При этом он выглядел и говорил так, будто пытался слегка пошутить, но Карен подумала, что, возможно, он просто говорил правду. В конце концов, если кто и окончил частную школу и носит печать Сэндхерста – то это Джеррард Паркер-Браун. Даже его имя о многом говорило. Карен могла себе представить, из какой он семьи.
– Я думала, что двое друзей просто посидят и выпьют вместе, – сказала она и смягчила свои слова улыбкой.
– Да, это так, но по пути был ларек, где продавали эти розы, и я не смог удержаться.
– А. Вы любите цветы?
– Да. Садоводство – моя страсть. Точнее, была.
Казалось, он уже хотел рассказать ей что-то, но потом остановился. Что было вполне разумно. В конце концов, они стояли на пороге ее квартиры, не вполне подходящее место, чтобы обмениваться откровенностями.
– Забавное хобби для военного, не правда ли? – сказала она непринужденным тоном, жестом приглашая его войти.
– Не такое уж забавное, как вам может показаться, – ответил он. – Некоторые величайшие генералы в истории были садоводами.
– Назовите хотя бы двух.
– Знаете, у меня в голове абсолютно пусто. И я не могу вспомнить даже одного. Но это правда. Честно.
Рассмеявшись, она взяла свой белый плащ. За последние дни погода заметно улучшилась, но Карен ей не доверяла. Все-таки на дворе стоял ноябрь. И ей очень не хотелось намочить волосы. Они были кудрявые спереди и с завитушками сзади и по бокам.
Он улыбнулся ей.
– Если вы готовы, машина ждет, – сказал он.
Эта фраза показалась ей довольно забавной, но он не дал Карен время отозваться. Заговорил почти сразу, она успела только взять свои ключи от машины с маленького узкого столика у входной двери.
– Отличная штучка, – заметил он, – георгианская?
Она кивнула, вновь слегка удивленная. Она не только не могла представить его человеком, увлекающимся садоводством, но и еще в меньшей степени любителем антиквариата.
На парковке он направил ее к черному «рейнджроверу». На водительском месте сидел шофер-солдат. Неожиданно фраза «машина ждет» приобрела смысл.
– Одно из преимуществ моей работы, – быстро сказал Паркер-Браун, не давая ей времени сказать что-нибудь. – И это значит, что мне можно выпить.
Она так и не произнесла ни слова. Будь что будет, сказала она себе. Он повез ее в ресторанчик в Дартингтоне, где они заказали пиво и пироги с рубленым мясом и почками. Разговор шел легко и непринужденно, намного легче, чем она ожидала.
– Мне больше нравится ужинать так, чем чопорно есть на всяких торжественных обедах, надеюсь, ты со мной согласна, – сказал он, когда они сели вместе у бушующего огня.
Карен откинулась на стуле, лениво посматривая на огоньки. Без сомнения, она чувствовала себя очень расслабленно в обществе этого мужчины.
– Мне это тоже очень нравится, – ответила Карен. – Но я полагала, что ты предпочитаешь церемонии. То есть я хочу сказать, учитывая то, из какой ты семьи, и твое воспитание, легко подумать, что ты обедаешь только в светской обстановке.
– Да, что касается моей армейской жизни, это абсолютно справедливо, – сказал он. – В первую очередь соответствующая одежда и полковое серебро и все в таком духе.
– Я не сомневаюсь, – перебила его Карен. – Можно догадаться, зная, из какой ты семьи.
Теперь настала его очередь перебивать.
– Карен, черт побери, из какой же, ты думаешь, я семьи? – спросил он.
Она замолчала и внимательно посмотрела на него. По его лицу ничего нельзя было прочесть.
– Ну, думаю, частная школа в Сэндхерсте, – сказала она. – А твоя фамилия – самые сливки общества.
Он быстро улыбнулся, но, когда заговорил вновь, был довольно серьезен.
– Мой отец был стрелком, еще один профессиональный солдат, но он не был офицером, – начал свой рассказ Джеррард. – Он был капралом в первом батальоне Королевского стрелкового полка. Его звали Грэм Паркер, и я очень смутно его помню. Он погиб в Северной Ирландии в шестьдесят восьмом, когда мне было всего четыре года, и я не думаю, что мы слишком часто видели его дома.
Карен мысленно делала подсчеты. Таким образом, Джерри сорок, по крайней мере на год или два больше, чем она предполагала, но тем не менее он все равно довольно молод, чтобы быть полковником.
– Это было самое начало волнений, немного времени спустя после марша в защиту гражданских прав в Лондондерри, с которого, как считают многие, все и началось, и лишь несколько недель спустя после первого рейда королевских стрелков.
Карен заметила, что в его голосе появилась ностальгическая нотка, он был где-то далеко в своих воспоминаниях.
– Ему действительно очень, очень не повезло. Но хватит об этом. С тех пор уже много воды утекло.
Паркер-Браун вновь засиял своей улыбкой:
– Между тем моя мать вторично вышла замуж спустя несколько лет после смерти отца за водопроводчика но имени Мартин Браун. Он усыновил меня, и воспитал, и делал все возможное, чтобы стать мне настоящим отцом. Но моя мама не хотела, чтобы я забыл своего настоящего отца, и подумала, что это важно – чтобы я оставил его имя. Вот так я и стал Паркером-Брауном. Это было ее решение. И Мартин с ним согласился.
