Короче говоря, он не входил ни в одну категорию — фантазер, изо всех сил гонявшийся за химерами. Ему даже удавалось настигать их, и это самое удивительное в его судьбе. Во всяком случае, шелк был для него идеальным достижением, а вовсе не бизнесом, поскольку в делах он проявлял благородство. Вопреки мнению большинства, он не был богачом, несмотря на предметы искусства и титул Шелкового короля или даже «американского миллионера», который ему так легкомысленно присвоили. В действительности он тратил почти все жалование, начисляемое в «Шелковой компании», на свои коллекции, хотя К моменту исчезновения Т. его банковский баланс едва превосходил пятьдесят долларов…
Он не мог похвастаться крепким здоровьем, был предрасположен к бронхитам и в предыдущем году перенес две пневмонии. Но особенно он страдал от желчных камней, вызывавших внезапные приступы холецистита — такие болезненные, что Т. на время становился совершенно беспомощным. Об этом не следует забывать. Он вечно откладывал операцию, которая принесла бы ему облегчение, и клялся, что когда-нибудь согласится на нее… Единственная уступка: он никогда не расставался с пилюлями, которые врач велел принимать при первых же симптомах. Т. хранил их в серебряной бонбоньерке, под названием «jungle box».[28]Ему пришлось полностью отказаться от курения, во всяком случае, от курения одной сигареты за другой — его дурной привычки. За исключением этого, Т. прекрасно переносил местный климат и не боялся жары.
* * *
За три дня подстрелив из духовых ружей лишь маленьких птичек да несколько белок, они решили поймать в западню кабана, хотя это строго запрещалось Лесным департаментом. Они простучали стволы деревьев, поискали на коре следы зубов и вскоре обнаружили проход, меченый пометом. Затем, натершись иланг-илангом, чтобы перебить собственный запах, принялись за дело. Когда вырыли яму, утыкали ее дно бамбуковыми остриями, заточенными, как копья, и скрестили наверху несколько легких ветвей, способных выдержать маскировку из листвы. Уходили молча, намереваясь вернуться через два дня, и по возвращении в свои логова принесли жертвы Духам джунглей.
* * *
— Я знала его в ту пору, когда он вместе с мисс К. занимался ремонтом (или, как еще говорили, «возрождением») старого отеля «Ориенталь». Нет, я не дружила ни с ним, ни с ней — просто работала там, как я уже вам сказала. Люди такого сорта мне не по душе, поэтому, выйдя замуж, я ушла с работы. Мне хотелось посвятить себя прежде всего семье, ведь, в конце концов, для этого и создана женщина. А вскоре я родила аж четверых детей — вдумайтесь!.. Я всегда недолюбливала мистера Т., он казался мне высокомерным. Вы говорите, обаяние?.. Возможно, но оно действовало лишь на тех, кто мог быть ему полезен. К тому же он не выносил одиночества, и, наверное, в этом причина его пресловутого «гостеприимства». Что же касается его шелковой карьеры, это лишь потрясающее везение и чистая случайность. Ведь, в сущности, помимо его вкуса (Бог свидетель, это был вовсе не мой вкус — уж слишком вычурный, к тому же я не люблю, когда на первое место ставят «красоту», ведь наша эпоха требует полной социальной вовлеченности, так что не следует переоценивать материальные блага), так вот, помимо его вкуса — якобы хорошего, в нем не было ничего стоящего. Он был слабовольным, разбрасывающимся человеком… Взять хотя бы «Ориенталь»: зачем было вмешиваться в то, в чем ничего не смыслишь? Ведь он совершенно не разбирался в гостиничном деле. Видели бы вы тогдашний «Ориенталь»! Многое изменилось с тех пор, как Чаплин и Моэм останавливались в этом здании, где теперь красовались следы квартировавших войск: сломанные туалеты, порванный мокет, грязные стены да желтые пауки величиной с орех… Создали компанию из шести человек на паевой основе: мистер Т., генерал, тайский принц, известный бангкокский адвокат и американец, во время войны участвовавший в Движении сопротивления. Разумеется, финальная катастрофа не заставила себя ждать. Версия, которую приводит мистер Т., полностью расходится с тем, что писала мисс К.: они обвиняют друг друга, ведь хотя у них было много общих черт, их характеры глубоко различались. Не питая ни малейшей симпатии к мисс К., я должна признать, что она была гораздо последовательнее и благоразумнее, нежели мистер Т. Устремляя романтичный взгляд в прошлое, он отказывался от некоторых приспособлений, чересчур современных на его вкус, хотя без них нельзя было рассчитывать на роскошную клиентуру. Что касается его исчезновения, я Попросту недоумеваю… Об этом толковал весь свет, но разгадку так и не нашли. Я не хочу настаивать, но, поверьте, если вся жизнь состоит из скандалов, конфликтов и двусмысленных ситуаций, это не может быть чистой случайностью. И это неизбежно вызывает неприязнь. У мистера Т. было полно врагов, начиная с соперничающих компаний, которые из-за конкуренции с ним встали перед ужасными трудностями. Мелкие ремесленники, оставшись в стороне, тоже испытывали неудовлетворенность и разочарование. Но все это не имело для мистера Т. такого же большого значения, как любовь к искусству. Вдобавок ко всему, он любил животных больше, чем детей. Представляете?.. К тому же есть вещи… вещи, о которых не подобает говорить христианской матери… Если бы на свете остались только такие люди, как он, семье, морали и обществу пришел бы конец. Я так считаю.
* * *
На вершины лег неверный свет, с тех пор как в 1885 году Уильям Кэмерон обнаружил «дивное плато с заросшими склонами, окруженное со всех сторон горами». Там было прохладно, и благодаря этому климату, в котором должны были расти цветная капуста, морковь и перец, европейские плантаторы и китайские зеленщики стремительно превратили всю местность в великолепный огород, а затем, заботясь о транспортировке своих продуктов, очень быстро принялись за строительство дороги. Вскоре ею стали пользоваться британские чиновники и коммерсанты, восхищенные широкой панорамой курорта, которую, при определенной фантазии, можно было принять за образчик английского загородного пейзажа. Вокруг, конечно, простирались джунгли со змеями и москитами, но ничего не мешало играть в гольф, а гольф, как известно, является символом и синтезом всякой цивилизации. Там оборудовали площадку на восемнадцать лунок и несколько теннисных кортов, понастроили тюдоровских вилл и возвели отель «Старая коптильня Фостера», словно выросший из-под земли на валлийском побережье. Там жили бойскауты, пасторы и патронессы с пианино. Но, как бы то ни было, джунгли всегда напоминали о себе, и когда в английских парках вечерние туманы заволакивали недавно ввезенные хвойные деревья, из-за черных стен, опоясывавших плато, по-прежнему доносились предсмертные крики макак или меланхоличные модуляции гиббонов. Джунгли были исполнены голосов — цикад я попугаев, хищников и обезьян, но, главное, того глубокого дыхания, которое чуешь нутром, шепота мхов и журчания соков, циркулирующих в глубине корней. Порой это дыхание внезапно становилось заметным, когда на рассвете или с наступлением темноты воцарялось краткое затишье перед сменой ночных и дневных животных. То был тайный и страшный голос.
Дорога петляла между заросшими пропастями, что поднимались ярусами к далекому лазурному небу. Она извивалась вдоль утесов, поросших дикими банановыми деревьями и бамбуком, покрытых лапчатой и пальчатой листвой, каемчатыми зонтиками, лианами, нависавшими длинными пологами над шоссе, непроходимыми кустарниками, подвешенными за корни, или балдахинами, которые свертывались багровыми кровоточащими соцветьями. Она змеилась вдоль оловянных рудников на освежеванной земле, вдоль озер, горных рек и большого водопада Лата-Искандар, бурлившего на нефритовых скалах. За Кесемасаном дорога сужалась между выступами джунглей и ложбинами, где соломенные хижины плыли, точно лодочки, под навесами, которые алели латексными огнями, и едко дымились зеленые ветки. Как только небо угасало и смолкали писки грифов, козодои наполняли воздух своими похоронными воплями.
