повсеместность разработанного и развитого богослужения времени в ранней доконстантиновской Церкви, то общий принцип его и, следовательно, историческое начало можно и нужно возвести к первоначальному, апостольскому иудеохристианскому lex orandi. В этом убеждает нас как общее рассмотрение богословия времени, присущего ранней Церкви и составляющего отличительную черту ее эсхатологизма, так и все то, что нам известно о форме, структурах и содержании ее богослужения. Во всяком случае, гипотезу о позднем, послеконстантиновском возникновении идеи этого богослужения времени и, следовательно, о «литургической революции», завершившей якобы первохристианский период истории богослужения, нужно признать решительно неверной. В вере, в сознании, в богословии первохристианства даны все элементы богослужения времени и его будущего развития, дан также и его «прототип»: богослужение синагоги, которое, пускай и короткое время, христиане переживали как свое. Есть достаточно оснований считать, что в основном оно сохранено было Церковью и после разрыва с иудейством и стало исходным пунктом дальнейшего развития ее литургической жизни.
Таким образом, мы можем с достаточным основанием начало устава, то есть того соотношения и сопряжения Евхаристии и богослужения времени, в которых мы распознали основоположную структуру церковной молитвы, считать заключенным с самого начала в «законе молитвы» Церкви, действительным его началом.
Глава третья. Проблема развития устава
1
1. Время для написания сколько-нибудь полной истории богослужебного устава еще не наступило. Такая история требует предварительной обработки целого ряда вопросов, которые еще только начинают обрисовываться в своем настоящем значении. Надо признать, что в изучении истории восточного богослужения мы отстали от изучения западными учеными своей литургической традиции. Мы не богаты ни критическими изданиями богослужебных текстов, ни монографической литературой. То, что было сделано в русской литургической науке до революции, сохраняет всю свою ценность, но с тех пор накопился новый материал и встали новые вопросы. И потребуется целое поколение исследователей, прежде чем станет возможным говорить о подлинно научной истории православного богослужения. Но если такой синтез сейчас невозможен, то, в качестве одного из основных условий достижения его в будущем, необходимо уяснить проблему литургического развития православного Востока. Нужно ли доказывать, что в исторической работе нахождение и формулировка правильных вопросов имеет первостепенную важность, так как ими определяется и направляется вся «техническая», исследовательская работа историка? До сего времени такой общий и направляющий вопрос отсутствовал в общих трудах по истории богослужения. Так, например, история устава трактовалась почти исключительно как история «типиков», то есть как история влияний одних типиков на другие и т. д. В таком подходе, очень ценном, пока дело касается собирания фактов, зачастую нет как раз того, что превращает ряд фактов в историю, то есть интерпретации, выявления смысла данного процесса. Между тем, по отношению к истории богослужения, особенно же его развития после Константина, уяснение такого исходного вопроса, исходной перспективы особенно важно, и не только в силу общих методологических соображений.
В начале этой работы мы указывали, что большинство историков считают эпоху императора Константина, то есть время примирения империи с Церковью, переломным моментом в истории развития богослужения. Но уже в понимании и оценке этого перелома мнения историков расходятся очень далеко. Одна из причин такого расхождения заключается, конечно, в том, что историей богослужения занимаются, главным образом, историки «конфессиональные», сознательно или бессознательно переносящие на изучаемый ими материал свои догматические или даже апологетические убеждения, так что различие в историческом подходе оказывается укорененным в различии, так сказать, духовного зрения. Так, для историков «протестантского» вдохновения пышное цветение и усложнение культа после Константина, необычайный расцвет почитания святых, мариологии, ритуала и т. д. означает не что иное, как помрачение первоначального христианского богослужения, замутнение его инородными и вредными наслоениями, превратившими постепенно христианство в сакраментально-культовую религию. Для историков же из «кафолического» лагеря, напротив, весь этот литургический расцвет только выявляет и выражает все то, что с самого начала было заложено в церковном богослужении. Естественное развитие или метаморфоза? В зависимости от точки зрения меняется, мы видим, и исходный вопрос, с которым обращаются к истории литургического развития, его основная проблема. Должны ли мы сделать этот выбор своим? Нам думается, что нет. Мы не претендуем на то, чтобы «возвыситься» над конфессиональными предпосылками, – еще В. В. Болотов заметил, что нет истории беспредпосылочной[122]. Но нам кажется, что само состояние науки, то есть доступное нам знание о развитии богослужения, исключает сейчас указанный выше выбор или, во всяком случае, требует коренного его пересмотра. Забегая вперед, можно сказать, что проблема развития богослужения состоит сейчас не в выборе между «положительным» и «отрицательным» подходами, а в том, чтобы увидеть это развитие как сложный и критический процесс, то есть как процесс, включавший в себя и положительные, и отрицательные факторы, начало одновременно и естественного развития, но и перелома. Православные склонны обычно «абсолютизировать» историю богослужения, считать ее целиком во всех ее подробностях чуть ли не богоначертанной и провиденциальной. Против такой абсолютизации восставал в свое время один из первых наших литургистов архиеп. Филарет Черниговский, и она вряд ли соответствует исконному православному подходу к богослужению. Она, во всяком случае, выступает главным препятствием на пути подлинного литургического богословия и правильно понимаемого литургического возрождения. Пора осознать, что как и история самой Церкви, так и история ее богослужения несет в себе элемент трагедии – подъемов, но и падений, Божественного, но и человеческого, а подчас и «слишком человеческого». Историк богослужения призван к уразумению этой истории, а не к огульному ее осуждению или оправданию.
2. Историю богослужения начиная с обращения императора Константина можно свести к следующим основным процессам: 1) к развитию и усложнению внешней церемониально-обрядовой стороны богослужения, связанному, в первую очередь, с храмостроительством; 2) к усложнению литургических «кругов» – церковного года, седмицы и дня, к возникновению новых праздников и целых циклов праздников, новых литургических дней и новых служб; 3) к быстрому росту гимнографии, становящейся постепенно главным элементом богослужения, и, наконец, 4) к необычайному развитию «месяцеслова» – почитания памятей святых, мощей и т. д. Историю всех этих процессов можно, следуя Мансветову и Скабаллановичу, разделить на следующие периоды: века IV–V – эпоха бурного «цветения» и связанных с ним глубоких перемен в богослужебной жизни Церкви, века с VI по VIII – эпоха постепенной стабилизации новых форм культа и, наконец, начиная с IX века – эпоха окончательного формирования византийского «типа» богослужения, достижения им его теперешнего вида. Каждый из перечисленных процессов требует особого изучения и давно уже выделен в специальную область литургики или церковной истории. В этой работе, посвященной возникновению и развитию устава, то есть только основным структурам богослужения, мы не имеем возможности
