прутья ограждения, шатаясь, как сопля на ветру. — Шлюха, — сплюнул, попав себе на штанину.
В его понимании, бывшая должна сидеть и горевать по прожитым годам. Вздыхать, перебирая старые фото. Сплетничать с подружками и доживать свой век соломенной вдовой. Валера тоже горевал, между прочим! Правда, горе его было иного рода. Кречет забывался иногда в объятиях грудастой секретарши. Плакал ей в четверку, что жизнь не удалась и все могло быть иначе. Понимающая любовница вздыхала, и гладила его по редеющим волосам, со всем с ним соглашаясь. За отдельные премиальные.
Валера прекратил бы все аутотренинги с секретаршей, позови его Зося обратно. Не позвала. Нашла ему замену, рыжая стерва!
— Где твой трахаль? Пусть идет сюда-а-а… Да, ему… Ему, — тряс кулаком, представляя перед собой хлюпика, который тяжелее кисточки в руке не держал. — Навинчу-у-у…
— Я здесь, — ответил спокойно голос и из темноты вышел мужик, словно призрак оперы… Красивое лицо казалось бледным и как у упыря горели глаза, отдавая отблеском фонарей. — Ну, давай. Навинти, — наклонил голову на бок, рассматривая пьяного неадеквата со снисходительной противной улыбочкой.
Валера поежился. Вдали раздался лай крупной собаки, переходящий в протяжный вой. Коварное зелье, влитое в организм, не позволяло Кречету отцепиться от опоры. Для верности, он обнял вертикальный металлический прут под локоть.
— Набью тебе м-морду. Подходи, — стал размахивать свободной рукой и одной ногой, словно танцор балета у перекладины. Хмель в нем поднял бунт, подвинув на подвиги. Пусть только зойкин хахаль ближе подойдет и получит нокаут. Кречет его научит, как чужим бабам подкатывать!
Перед домом Зои вспыхнул свет, ослепив на короткий миг. Глаза, привыкнув рассмотрели женский силуэт. «Какая же она красивая. И больше не моя» — больно дернулось в груди. Всхлипнув, Валера слился с забором, обхватив, как любимое есенинское деревце. Его глаза слезились от нахлынувшей жалости к самому себе, грешному.
— Кречет, — донеслось недовольным женским грудным голосом. — Я сейчас полицию вызову и оплачу двое суток вытрезвителя. Какого черта ты орешь на всю округу, когда люди спят?
— Ты же меня любишь, — упрямо оттянув губу, он не хотел признавать поражение.
— Нет. Не тебя.
— Его? — мотнул головой. — Да? — вскрикнул истерично. — Пусти, меня, Зойка. Я все тебе прощу, — его лицо пробовало сплюснуться и пролезть между прутьями решетки. — Пусти, — сложил губы, как рыбка и жалобно пустил слезу.
«Сочувствую мужик» — звучало в голове, как навязчивая мелодия, звучащая по кругу. Его трясло в полицейском бобике, мысли сбивались калейдоскопом… Но возвращалась только эта — «Сочувствую. Мы, с Зоей скоро поженимся. Не приходи больше без приглашения». Все плыло перед глазами туманом. Люди в форме, лиц которых он не различал… Странно, но менты его тоже понимали и не смеялись.
«Какие милые люди» — подумал Кречет, засыпая, плюхнулся сверху на вонючего бомжа, которого подобрали по пути.
***
Кречету никто не прислал приглашения на свадьбу. Да, и свадьбы, как таковой не было. Егор и Зоя тихо расписались под радостные крики: «Ура!» Насти и ее жениха. Пухлая агентша, утирала платочком уголки глаз, бормоча: «Слава Богу, оказался не из «этих», как писали некоторые желтые интернетные сайты. Пусть утрутся, сволочи завидущие!
Стрельников нес Музу в легком сиреневом платье на руках бережно прижимая к себе, как самый драгоценный дар, до лимузина. Поцеловал ее в губы и обещающе взглянул в глаза.
Сегодня их первая брачная ночь. Первая, во всех смыслах этого слова. Егор, падая передней на колени, не хотел очернить чистый образ ничем. Старомодно поцеловал руку и после ответного «да», надел на безымянный пальчик кольцо, инкрустированное россыпью мельчайших бриллиантов в буквы «З» и «Е».
Запах весны влетал в приоткрытое окно, раздувая вуаль шторы. В вечернем сумраке, на большой кровати были двое, отдаваясь друг другу в упоительном танце страсти, любви и нежности.
Стрельниковы продолжали жить затворниками. Вся эта светская жизнь им была не нужна. Подружки Зои — Савицкая и Белович, специально распускали загадочные слухи о безумно влюбленном художнике, расписывающим тело своей Музы в самые причудливые пейзажи.
Или не слухи)
КОНЕЦ.