себя в покое. Лично я предпочел последнее.
Кёрфин швырнул пустую бутылку в груду мусора и, попав в какой-то колодец, гордо присвистнул. В наступившей тишине Рина обдумывала его слова. Кудесник посмотрел на нее с улыбкой и снова легонько пихнул в бок.
– О чем ты так крепко задумалась, саранча?
Рина посмотрела ему прямо в глаза.
– Знаешь, что? Никто в этом мире не может сделать тебя неудачником, кроме тебя самого. Ни судьба, которая несправедливо с тобой обошлась, ни твои успешные друзья, ни отец с этими его надеждами. Никто не может сделать тебя неудачником. Называть – сколько угодно. Но ты не станешь неудачником, если не будешь так считать сам.
Кёрфин с усмешкой отвел взгляд.
– Что ты об этом знаешь?..
– Я знаю! – Рина снова заставила кудесника посмотреть на нее. – Все Виндеры до меня были очень сильные или очень умные, обладали магией или богатым опытом. Они оставили великое наследие, и я чувствовала себя ужасно, понимая, какой между нами огромный разрыв. Мне казалось, что я совсем недостойна быть Виндерой, я хотела их догнать изо всех сил, и у меня был только один шанс – запустить Ветродуй, потому что никаким другим способом я бы никогда не смогла их превзойти. Только закончить то, что не успели закончить они.
Мне хотелось похвалы и признания. Хотелось, чтобы родители гордились мной. И я изо всех сил пыталась отыскать в себе какие-то скрытые таланты, но в итоге поняла, что ничего такого во мне нет. И нечего надеяться на чудо. – Она судорожно вздохнула, глядя на свои шершавые погрубевшие ладони. – Но я не неудачница. Это точно. Я так и не нашла в себе никакого таланта. И так и не запустила Ветродуй. И у меня, возможно, не получится выполнить то, что я хочу. Но я научилась побеждать этот страх. И вот почему я не неудачница и никогда ей не буду. А ты можешь сидеть в своем болоте и дальше, а можешь перестать считать себя пропащим. И этого будет достаточно. Только твоего мнения о себе будет достаточно, чтобы целый мир не смог сделать тебя неудачником. Вот и все.
Рина резко встала и отправилась проверить, как там Альберт. Она чувствовала большое облегчение от мысли, что сделала все возможное, поговорив с Кёрфином, но куда больше от того, что прямо сейчас, кажется, убедила саму себя, отогнав собственный страх неудачи.
Альберт грелся в прямоугольнике света, падавшего из окна, и подбадривал фигурку.
– Давай, давай, еще немножко! У тебя получится!
Глиняная семья, стоявшая в метре от него на бетонном блоке, слегка подрагивала, но больше ничего не происходило.
– Чем ты тут занимаешься? – спросила Рина.
– Мне кажется, он пытается стать человеком! – возбужденно сообщил Альберт. – Я ему все рассказал, и он с тех пор вот так дрожит, как будто хочет выбраться, но пока не может.
– Наверное, это не так-то легко – поверить, что тюрьма только в твоей голове.
Рина присела на ящик неподалеку и продолжила смотреть на брата и фигурку. Это зрелище, в котором два человека посреди руин изо всех сил старались победить проклятие, наполняло ее теп лом куда больше, чем солнце, обнявшее спину. И даже после того, как Кёрфин стал человеком, Рину все еще колола тревога от мысли, правда ли люди могут освободиться из плена проклятия и вернуть свои тела, поэтому она очень надеялась, что ее сомнения вот-вот разрушатся.
Идиллия длилась минуты три, прежде чем ее срезало гудками велосипеда.
– Что там? – спросил Альберт. – Другие Собирашки?
Гудки прекратились так же резко, как начались.
– А ты еще кто?! – послышался испуганный голос кудесника.
Рина обернулась.
Чьи-то ноги тяжело прошаркали по обломкам камней и стекла. В проеме появилась темная фигура в балахоне песочного цвета, и все мурашки, какие только обитали в теле Рины, тотчас выбрались посмотреть на пришельца. Это была не Собирашка, а кое-кто похуже – колдун.
Он шел, чуть сгорбившись, медленно перебирая ногами, словно ходьба давалась ему с трудом.
– Альберт, бежим! – проговорила Рина одними губами.
– Я не могу! – так же тихо ответил брат. – Не могу пошевелиться! Как будто что-то держит…
Рина тоже чувствовала оцепенение от страха, но не то чтобы она совсем не могла двигаться, просто движения были медленными, неловкими, словно она пробиралась сквозь слой жидкой резины.
«Колдовство?!»
– Ну здравствуй, маленькая юркая птичка! – послышался веселый старческий голос. – Вижу, ты все-таки нашла подходящую щелку и нырнула в нее!
Было в этом голосе что-то настолько знакомое, что Рина невольно выдала:
– Сирена?!
Колдунья рассмеялась. Размытые вуалью черты ее лица почти не просматривались сквозь ткань, но было видно, что они куда безобразнее, чем в иллюзорном мире.
– Надо же! Я думала, ты меня не узнаешь. Мне было любопытно, как далеко ты заберешься, но, кажется, я слишком увлеклась этой игрой. Пора бы подчистить тебе память, иначе ты натворишь серьезных дел, девочка. Ты мне правда нравишься. Но ты угрожаешь благополучию моего мира, поэтому уж прости.
– Э-э-эй, что там у вас происходит, саранча?! – послышался снаружи сиплый голос Кёрфина. – Кто эта страшная бабка? Я не могу отлепить задницу от бетона из-за нее! Колесные тоже не шевелятся!
– Это уже не важно, – сказала Рина колдунье как можно смелее, поскольку только голос все еще слушался ее. – Король, ученые и Проводники уже знают, как снять проклятие! Даже если вы лишите меня памяти, даже если убьете, появятся новые Виндеры и продолжат мое дело!
Некоторое время Сирена молча смотрела на Рину, потом перевернула один из ящиков вверх дном и тяжело опустилась на него.
– Вот поэтому, девочка, я заберу тебя с собой, – сказала она. – В реальной жизни я так и не успела обзавестись детьми, а потом мое тело стало слишком дряхлым из-за колдовства. Но мы с тобой так похожи, что если бы у меня была дочь, она бы точно выросла такой, как ты.
Рина словно ледяной коркой покрылась от этих слов.
– Мы с тобой снова пройдем через Ветродуй и вернемся домой, – продолжала колдунья. – Да и этот неудачник последует за нами, – кивнула она на Кёрфина. – Тут ему делать нечего. А что касается мальчишки… – Сирена прищурилась, разглядывая трясущегося Альберта, который шевелил губами, но ничего не мог сказать, видимо, тоже из-за колдовства. – Пусть остается здесь на роли Виндера. Он-то много дел не наворотит, в отличие от тебя и тех, кто может прийти вам на замену. Да и я не детоубийца, знаешь ли. И пусть хоть целый мир помогает ему, это будет уже не важно.
– Я не хочу, –
