хорошо?
Я тяжело сглатываю, испытывая дискомфорт по новым причинам. Я понимаю, что даю обещание, которое никогда не выполню.
— Хорошо. Я принесу ей цветы. — Дверь спальни Киры открывается.
— Вот ты где. — Ее взгляд останавливается на мне, потом на матери, ее руки летят к бедрам.
— Это моя джинсовая юбка? — Миссис МакКинли встает, поворачивается по кругу, разводит руки в стороны, как будто она модель.
— Лишние пять фунтов, которые я сбросила, сотворили чудеса. Юбка смотрится на мне просто потрясающе, не так ли? Как думаешь, Джон шокирован тем, что старушка выглядит так чертовски сексуально? — Кира хватает меня за руку и тащит в сторону своей комнаты, ее внимание приковано к матери.
— Прекрати приставать к нему и перестань носить мою одежду! — Как только мы оба оказываемся в безопасности ее комнаты, она захлопывает дверь своей спальни с такой силой, что стекла в окнах дрожат.
— Фу, ты можешь ей поверить! — Она прижимает ладони к глазам, я полагаю, чтобы не расплакаться. — Это так неловко! Теперь ты понимаешь, почему я никогда никого сюда не приглашаю. Что она тебе сказала? — Я сажусь на край ее кровати, возившись с латунным ключом на моем кольце, не совсем понимая, что сказать.
— Она сказала быть с тобой вежливым. — Кира подходит, вздыхает и опускается рядом со мной.
— Ты врешь.
— Нет, не вру. Правда. Она так сказала. Окольными путями.
— Ты просто не хочешь сказать мне, что она действительно сказала. Боже. Как же я ее ненавижу! — Она пару раз фыркнула, глядя в противоположном направлении. Я здесь не в своей тарелке. Быть другом — это хорошо, но больше всего этой семье нужен действительно хороший психолог. Что бы сказала моя мама? Я подталкиваю Киру локтем в бок.
— Ты не должна так говорить о своей матери. Она любит тебя. Больше, чем ты думаешь.
— Неважно. — Кира перемещается по кровати, пока ее спина не прижимается к изголовью. Она похлопывает по месту рядом с собой. — Садись рядом со мной.
— Кира…
— Я знаю, ты мне говорил. Мы друзья. Вчера кое-что произошло, и мне действительно нужно кому-то рассказать.
— Почему ты не можешь поговорить об этом с Тори?
— Я не могу. Это касается ее.
— Что ты имеешь в виду… это касается ее?
— Это то, что Колтон сделал вчера, и я не могу ей сказать. Мне нужен совет… совет от того, кому я могу доверять. — Я колеблюсь, но мое любопытство заставляет меня обойти кровать и сесть рядом с ней, одна нога вытянута на матрасе, другая согнута и упирается в пол.
— Хорошо. Я слушаю. — Она зарывается лицом в свои руки.
— Он поцеловал меня, Джон! Он пытался заставить меня сделать больше, но кто-то вошел. — Я замечаю синяк, выглядывающий из-под ее коротких рукавов. Протянув руку, я отодвигаю ткань, чтобы увидеть фиолетовые синяки в виде отпечатков пальцев.
— Он причинил тебе боль?
— Это не имеет значения. Он поклялся, что это больше никогда не повторится.
— И ты ему веришь? — Огрызнулся я. Как будто кто-то щелкнул выключателем, и внезапно во мне вспыхнул гнев. Моя грудь сжалась, пульс участился, и у меня возникло невероятное желание ударить кого-то, кого-то по имени Колтон Бентли.
Непонятно только, почему я хочу ударить его. Это не имеет никакого отношения к Виктории Андерсон, а имеет отношение к моей подруге. Кира никогда не бывает невиновной во всем, что она делает. Я не слеп. Она сама во многом виновата в том, что с ней происходит. Но ни одна девушка не заслуживает этого. Достаточно одной секунды в ее доме, чтобы понять, что у нее был не самый лучший пример. Для нее совершенно естественно, что парень ведет себя подобным образом. Для него она — легкая мишень, потому что ее ожидания и так занижены.
— Хочешь совет? — Рычу я на нее. — Иди в полицию. Я пойду с тобой.
— Что? НЕТ! — Визжит она в панике. Я вижу, что она не собирается уступать. Ее мысли направлены на защиту этого засранца.
— Хорошо, тогда ты должна хотя бы сказать Тори. Она заслуживает того, чтобы знать.
— Нет! Нет! Нет! Боже, не заставляй меня жалеть о том, что я тебе рассказала! — Она вцепилась в один из моих бицепсов, ее наманикюренные ногти впились в плоть. — Она не может узнать! Никто не может! Обещай мне, что никому не расскажешь, поклянись, Джон! — Я вытираю лицо руками.
— Кира, ты должна сказать своей кузине, что ее парень — подонок.
— Он никогда не признается в том, что произошло. Никто бы мне не поверил, и тогда я потеряла бы свою лучшую подругу… единственную подругу. — Она схватила одну из подушек и прижала ее к груди.
— Тори поверит тебе. Дай ей шанс.
— Нет. Даже если она скажет, что верит мне… в глубине души она всегда будет сомневаться. — Она смеется. — Черт, я бы тоже сомневалась.
От ярости я вскакиваю с кровати, мои руки сжаты по бокам, челюсть стиснута.
— Черт, Кира. То, о чем ты просишь… это невозможно. — Я прохаживаюсь возле кровати, то и дело останавливаясь, чтобы изучить ее залитое слезами лицо. Теперь я действительно хочу ударить его.
— Куда ты идешь! — Зовет она, отбрасывая подушку в сторону и подползая к краю матраса, садясь с поджатыми под себя ногами. Ее шея покрыта пятнами от расстройства. Ее завитые ресницы мокрые.
— Рассказать твоей маме. Может быть, она сможет образумить тебя.
— Нет. Пожалуйста, не надо. Он пытался, но не смог… Это большая разница, Джон. Он уже боится, что я кому-то расскажу. Этого больше никогда не повторится.
— Он должен бояться.
— И он боится. — Она слезает с кровати и встает передо мной, моргая, как робкий олененок. — Пожалуйста, успокойся и послушай. Не хочу, чтобы кто-то знал. Я хочу забыть, что это вообще произошло.
— Ты многого просишь, если просишь меня забыть, — выдохнул я, обнимая ее. Она дрожит, слабая. Я кладу маленький поцелуй на ее макушку, когда она кладет голову мне на грудь.
— Поскольку ничего не произошло. Это мое слово против
