из медсестер спрашивает меня, кем я работаю. Я отвечаю, что пишу. В тот же миг передо мной возникают сразу три человека в зеленых бумажных шапочках и медицинских масках и заводят беседу о Май. Кажется, последнее, что я слышу, прежде чем погрузиться в наркоз, это вопрос: «А четвертая часть о Май будет?»
Если рак распространился. На лимфатические узлы. Если затронут скелет. А если печень, легкие. Все, что так назойливо и непрерывно болит. Если.
Я спрашиваю хирурга, как только открываю глаза, еще под действием морфина. Иначе я не выдержу. Слишком боюсь ответа. И вот произношу слова, по-моему, слишком ясно и твердо для только что очнувшегося от наркоза человека. Если болезнь успела распространиться, каковы мои прогнозы? – вот что я спрашиваю. Он отвечает, что, возможно, я проживу еще десять лет. Они успеют окончить школу. В юном возрасте люди ранимы, но если они успеют окончить школу… Плохо то, что мы не можем контролировать ситуацию, добавляет он, если болезнь распространилась. «Но сейчас вы получаете лечение цитостатиками, которые должны убить потенциальные раковые клетки, попавшие в кровь. Без анализа ничего нельзя сказать точно, но пока нам хватило проверки четырех лимфоузлов. Все хорошо, надеемся, вы напишете еще целую кучу книг и проживете еще лет шестьдесят». Сто четыре года. Эта новость немного утешает, и я задремываю снова, а потом мне разрешают встать. Прежде чем уйти домой, надо сходить в туалет, проверить, можешь ли ты мочиться. Все получается. Все нормально. В комнате, где мы можем посидеть, перекусить и окончательно прийти в себя, я разговорилась с женщиной, у которой развилась серьезная инфекция в ране после несложной операции и теперь пришлось оперировать заново. Она работает медсестрой с онкологическими пациентами на последней стадии.
Медсестра Пегги тоже читала трилогию. Когда я надеваю лифчик в специальной комнате со шкафчиками, ранка начинает кровоточить – конечно, не надо было брать бюстгальтер с косточками. Пегги меняет повязку, инструктирует меня, как ухаживать за ранкой, советует приобрести хирургический скотч. Как часто его надо менять, какова дозировка обезболивающих. Как можно мыться под душем, как нельзя.
Не помню, сколько раз мне делали рентген перед химиотерапией. Помню только, что в рентгеновском отделении больницы Святого Йорана шел ремонт, а подземные переходы были ужасно длинные. Рентген брюшной полости – это тот, что с введением контрастного вещества. А рентген легких я делала в тот же день?
Идите вдоль красной линии. Идите вдоль синей линии. Идите вдоль желтой линии, среди теней, при тусклом освещении. Медики встречаются с сотнями пациентов, я же встречаюсь только с ними. Они собираются во мне. Администраторы, медсестры, сотрудники аптек. Вскоре я начинаю замечать, что мой диагноз, высвечивающийся перед ними на экране, меняет их отношение ко мне. Сразу уходит раздражение, с которым встречают потенциального ипохондрика, пришедшего сделать снимок какой-то выдуманной напасти. Что они знают такое, чего не знаю я? Что они могут определить благодаря своему опыту уже сейчас, когда только делают снимки?
Раздеваюсь, остаюсь в кабинете одна. Они выходят, делают свою работу. Некоторые вздыхают, если поднимаешь руку не совсем так, как они хотели, или недостаточно быстро ставишь ноги куда надо. «Стойте, замрите!» В обычной жизни все это, конечно, было бы неважно. Да, бывает, у человека не задался рабочий день. Но если ты пришел на рентген, чтобы исключить метастазы, то оказываешься несколько в другом положении. Ты уязвим. Тот, кто делает снимок брюшной полости, очень мил, все время улыбается. Спокойно объясняет, при введении жидкости может ощущаться тепло, и это немного неприятно. Как они вводят жидкость – через какое отверстие в теле? Я не помню. В вену? Меня просят задержать дыхание? Да, точно – я слышу голос, который велит выдохнуть и не дышать. Рассказываю ли я то, что уже знаю, – у меня рак груди, три опухоли? Думаю, да. Разве он не спрашивал вначале, по какому поводу обследование? Потом, когда снимки уже сделаны и он говорит, что можно идти, когда он машет мне своей рукой в татуировках, его большие глаза так печальны. Я беру в охапку одежду, сумку – вечно боюсь, что закопаюсь в кабинете, что из-за моей медлительности сдвинется их плотный график, к ним ведь такие очереди. Почему у вас такой грустный вид? По моей печени уже что-то заметно?
Вечером мы празднуем выход книги «На кухне у Май». Йенни, Ева, Сесилия, Лотта и я. С ними было так здорово работать. Тот случай, когда вклад каждого умножает и возвышает результат – как будто у всех нас внутри было ощущение, видение того, что должно получиться, и мы делали все, чтобы к этому прийти. Непринужденно, с шутками и смехом. Но я так странно себя чувствую. Наверное, из-за контрастной жидкости? Внутри все как будто вибрирует. Аппетита нет. Больно сидеть… Жесткие деревянные скамейки в уютном и шикарном ресторане. Жгучая боль в копчике, распространяющаяся дальше, на поясницу. Шампанское. Мне так грустно. Так хотелось бы отметить это событие с радостью. А потом продолжить работать с Лоттой всю предстоящую осень, на Книжной ярмарке, в переговорах с книжными магазинами. А хочется лишь одного – уехать домой. Я их так люблю, и книга превзошла все мои ожидания, а если учесть, что дизайном занималась Лотта, то ожидания были высоки как никогда. Сесилия и Йенни, которые работали и с картинками, и с текстом. Все они вложили душу, уделили время, затратили силы. Но шум и гул ресторана как будто встают стеной между ними и мной, и я не могу к ним пробиться. Слышу лишь бешеный стук собственного сердца. Головокружение. Копчик. Спина. Они тоже не знают, как на это реагировать. На мою новость о болезни. Что сказать, как поддержать и как теперь праздновать?
На самом деле я не знаю, что они думают. Вот они сидят, такие открытые и искренние, хотят отметить выход книги до начала лечения, чтобы я могла насладиться едой и вином. А у меня все просто ужасно болит.
* * *
Исследование. Я по-прежнему не знаю, соглашаться ли в нем участвовать. На повестке дня у нас папино наследство – кажется невероятным, что мы с Гретой теперь владелицы Молидена. Моя старшая сестра займется счетами, оплатит электричество и вывоз мусора, откажется от ненужных подписок. Она видела, через что пришлось пройти Адаму, пока он лечился от рака, а еще она поделилась со мной контактами подруги, которая вела блог о раке груди. Теперь подруга чувствует себя прекрасно. Какой чувствительный
