По дороге они внимательно оглядывали подъезды и окна. Наконец у дома номер шестнадцать увидели привратника, отдыхающего на стуле. Немолодой. Серая куртка с эполетами, на голове синяя фуражка. Скорее всего бывший военный. Впечатление усиливала какая-то висюлька на груди. Но Вертен знал, что это не медаль за военные заслуги, а жетон, свидетельствующий о его официальном статусе. Кроме обязанностей привратника, он, если требовалось, мог стать посыльным или выполнить какую-то работу по дому.
Подойдя к привратнику, Гросс представился, тронув пальцами край котелка.
— Чем могу служить, ваша милость? — спросил тот, дохнув на криминалиста винным перегаром.
— Обычно вы здесь сидите, сударь?
— Да, ваша милость, именно здесь меня можно найти, если требуется помощь. — Привратник гордо выпятил грудь.
— И вчера вы тоже были на этом месте?
— Был.
— До какого часа, позвольте полюбопытствовать?
— Хм… — Привратник снял фуражку и почесал седоватую щетину на голове. — Пока дни длинные, я дежурю до семи или даже до восьми. Касательно вчерашнего вечера…
— …ты уже к семи почал вторую четверть литра, — закончил женский голос из окна первого этажа справа от дверей.
Привратник не потрудился посмотреть в сторону, откуда доносился голос. Он просто вскинул брови.
— Полно вам, фрау Новотны. Вы всегда сильно преувеличиваете.
Кружевные шторы раздвинулись, и в открытом окне появилась пожилая дама в капоре — такие носили еще в восемнадцатом веке.
— А вы сильны выпить вина, — возразила она. — Вчера вас после шести вечера здесь и в помине не было. Иначе бы фрау Ольмайер не стала просить меня присмотреть за ее сумкой с картошкой, пока тащила вверх по лестнице остальные продукты.
Привратник кивнул:
— Теперь я припоминаю, господа. Вчера мне действительно пришлось покинуть это место пораньше. Чем еще я могу вам служить?
Гросс посмотрел на адвоката.
— Вертен, пожалуйста, дайте уважаемому за труды.
Получив флорин, привратник немедленно скрылся. А криминалист повернулся к пожилой даме, тронув край котелка.
— Сударыня, меня интересует, не проходил ли здесь вчера вечером господин лет шестидесяти, одетый в шерстяной трахтен.
— Вы полицейский? — спросила женщина, кладя локти на подоконник.
— Нет, но мы… — Гросс сделал жест в сторону Вертена, — помогаем полиции в расследовании.
— Сегодня тут крутились двое полицейских, разговаривали с герром Игнацем, привратником. — Фрау Новотны презрительно поморщилась. — Стучали в двери. Но свою я не открыла. Потому что не люблю полицейских. — Она внимательно их оглядела. — Но вы двое на них не похожи. От полицейских денег не дождешься. А вы выложили этому пьянице флорин ни за что.
— Мы привыкли благодарить за любую помощь, — сказал Гросс.
— А что он сделал, этот человек в трахтене?
— У нас есть основания полагать, что с ним что-то сделали, — ответил криминалист. — Дело в том, что он пропал.
— Наверное, важная птица, если заставил всполошиться полицейских. Да и вы двое, я вижу, серьезные господа, не стали бы зря беспокоить горожан.
— Да, — согласился Гросс.
— Около семи, вы говорите? — Она задумалась. — Возможно, я его и видела, только что-то не могу вспомнить.
Гросс выразительно посмотрел на Вертена.
— Будьте добры.
Вертен со вздохом вытащил из кошелька очередной флорин и протянул женщине.
Она положила его на подоконник между локтями.
— Думаю, это было ближе к семи тридцати. В это время герр Дитрих всегда возвращается с работы. Поздно приходит наш герр Дитрих. Наверное, где-то имеет пассию. А иначе как? Работает много, а достатка не видно. Фрау Дитрих всегда одета по прошлогодней моде. Да и растолстела она, должна я вам сказать.
— Значит, вы связываете прибытие герра Дитриха с человеком в трахтене? — прервал ее Гросс.
Она улыбнулась, показав коричневые зубы. Затем принялась разглядывать одинокий флорин на подоконнике.
Вертен не мешкая добавил фрау Новотны второй, и у нее моментально прорезался голос.
— Он проходил здесь, как раз когда герр Дитрих вошел в свою квартиру. Шел медленно. Мне даже показалось, что господин нездоров.
— В это время кто-нибудь еще был на улице? — спросил Гросс.
— А вот это не помню. И говорю так не для того, чтобы выклянчить еще монету. Я не жадная. Да, этот господин проходил здесь. И я еще обратила внимание, что он одет почти по-зимнему.
— На улице тогда стояли какие-нибудь экипажи?
— Тут всегда стоит одна карета. Или две. Это ведь не Оттакринг какой-то. У нас тут вокруг живут достойные господа. И городские власти заботятся, содержат все в должном порядке. В тот вечер тоже, помню, ремонтировали сточную трубу. Вон там. — Она показала.
— Вы не видели, он дошел до угла? — продолжал интересоваться Гросс.
— Нет. Честно говоря, тут ведь особенно любоваться было нечем. Вдобавок на плите закипел чайник, и мне пришлось бежать на кухню.
Они распрощались с фрау Новотны и двинулись дальше.
— Вряд ли такая информация тянет на три флорина, — проворчал Гросс, как будто потратил свои деньги.
Вечером они были почетными гостями у Густава Климта, который решил отпраздновать свое освобождение в ресторане «Бирклиник», известном своими замечательными рыбными блюдами. Для этой цели фрейлейн Флёге сняла кабинет на втором этаже. Пришли также мать Климта с дочерьми и его соратник по Сецессиону художник Карл Молль.[29]
Ресторан «Бирклиник», казалось, был призван разубедить иностранцев, что основные блюда венской кухни — это кислая капуста, сосиски и колбаса. Здесь вдоль стен в вестибюле стояли огромные резервуары с рыбой, так чтобы любой посетитель мог выбрать себе по вкусу. Если вам понравилась, например, вон та форель, ее немедленно приготовят для вас с мадерой и лимоном и подадут с гарниром, а также петрушкой и нежнейшим салатом латуком, политым свежевыжатым рапсовым маслом и белым вином.
За столом славили освобождение художника из тюрьмы, а также благодарили Вертена и Гросса за помощь.
Но Гросс не собирался принимать похвалы.
— Мы тут ни при чем, герр Климт. Вашему освобождению способствовали обстоятельства. Последнее убийство случилось, когда вы сидели в кутузке. Вот и все.
