Гудки. Чтобы освободить дорогу, второй машине приходит в голову хорошая мысль. Она сдает назад, к третьей машине. Слава богу, третьей машины нет на месте. Вы знаете, где она, третья машина? Она стоит посреди дороги, потому что тоже начала маневрировать, дав тем самым сигнал четвертой машине, которая тут же трогается с места. Теперь дорога перед нами полностью забита. К счастью, вскоре ситуация меняется: дорога оказывается забита и сзади. Информация огромной волной передается по всей колонне из 25 машин. И тут начинается коллективное исполнение циркового номера «бардакко колоссале» с элементами высшего пилотажа и коллективного газоотделения.
Получается, толчея во дворе студии была лишь затравкой, легкой закуской перед основным блюдом. Я получил блестящее доказательство мирового лидерства Грузии в области автомобильного балета. В этом им нет равных. Я не раз видел русский балет с несравненными танцовщицами, но грузинский балет — это что-то особенное.
Взрывная волна добирается наконец до моего автомобиля. Я уже на стадии закипания. Меня раздражает все. Даже водитель доводит меня до ручки. И тут я вижу машину Наны, режиссера, которая выбирается из этого скопления железа и на полной скорости проносится мимо нас. Как всегда, она пролетает чуть дальше, чем нужно, и потом задом возвращается к нам. Мы опускаем стекла. Сейчас она услышит от меня все, что я об этом думаю!
Но она одним взглядом гасит мою кровожадную ярость: да и кто мог бы устоять, когда ему с подкупающей искренностью сообщают, что вспомнили про «один прелестный уголок, и он гораздо очаровательней, чем тот, куда мы ехали».
Она искала свой очаровательный уголок два часа подряд. Да, я сказал «она»… Потому что мы — это отдельная история. Естественно, пока все снова тронулись с места, она была уже далеко, и никто не знал, где именно. Так что, если какая-либо машина сворачивала вправо или влево чуть более уверенно, чем другие, все пускались за ней. И наталкивались на другие машины, которые уже провели разведку местности и возвращались обратно.
Наконец мы нашли автомобиль, который ехал по-настоящему решительно. Следуем за ним. Долго. И тут посреди голого поля на узкой, едва заметной дороге наш «проводник» встает намертво. Я спрашиваю:
— Здесь?
— Что здесь?
— Снимаем?
— Что снимаем?
Это были машины с рабочими, которые искали свою стройку.
Мало-помалу все приходит в норму, съемочная группа собирается вместе и каким-то образом оказывается среди гор. Я оглядываюсь вокруг: не видно ничего. И никого.
— Ну и где Нана и остальная группа?
— Не знаю, где-то тут… Неподалеку…
И все мы принимаемся орать:
— Нана! Нана! Нана!
— У-у! У-У!
Вы слышали? Ответ! Точно! Она здесь! Но где? Эхо отражается от гор, и птицы снимаются с веток.
Пока что если кто и снимается, то только они.
Бато показывает пальцем на вершину горы. Я на всякий случай выжидаю: а вдруг он просто потягивается или показывает мне на красивую тучку? Нет, все верно. Он уверен: они наверху. Я иду к Дабо и сообщаю новость ему. Он в ответ так же решительно показывает пальцем вниз.
А вокруг по-прежнему со всех сторон и ниоткуда доносится: «У-у! У-у!»
Надо на что-то решиться, не торчать же на одном месте. Некоторое время мы спускались, потом поднимались, потому что в конце концов группа оказалась наверху. И вот наконец мы увидели Нану.
— Смотри, — говорит она мне, — как красиво.
И правда красиво. Густой туман окутывает деревья и кусты таинственным ореолом, и эта капля ирреальности сделает еще прекрасней сцену, которую мы будем снимать… если будем. Да-да, если будем. Потому что не только сейчас уже довольно поздно, но и, пока мы все распакуем, может просто стемнеть.
Надо вам сказать, что грузинский грузчик не похож на других грузчиков. Обычно считается, что выгружать вещи не так утомительно, как загружать. К тому же выкидывать вещи прямо на землю, кучей, обычно получается быстрее, чем укладывать их в совершенно определенном порядке, чтобы все как следует поместилось. Так вот, у них все происходит иначе. Грузин разгружает небыстро. Это вообще совершенно особый вид разгрузки. Я часто видел разгрузку «по-русски» — это зрелище не для слабонервных, но разгрузка по-грузински… Это вообще нечто.
Единственное рациональное объяснение — да, я все еще пытаюсь найти рациональное объяснение, с другой стороны, чем мне еще заняться? — на самом деле очень простое. Разгрузка обычно предшествует работе[6], а после загрузки все идут есть. Что объясняет некоторую разницу в мотивации. Я тем временем поглядываю на часы и потихоньку прощаюсь с надеждой впервые услышать команду «Мотор!».
Удача! Когда все выгружено, еще светло!
Наконец-то я снимусь в своей первой сцене! Я воздеваю руки к небу, благодаря его за неожиданное ускорение процесса. И все так же в позе Моисея вижу, как туман расступается и за исчезающей дымкой встает очаровательный цементный заводик!
Я уверен, это тот заводик, который безуспешно искали давешние рабочие.
Нана убита. Я не знаю, что ей сказать.
— Ты что, не видела завода в прошлый раз?
— Нет, был туман…
— Значит, насколько я понимаю, ты искала не натуру, а туман!
— Ну и пусть, — говорит она. — Потом снимем… Только поедем на другое место, которое я нашла позавчера, когда искала натуру на завтра.
И вот начинается новый акт грузинского балета, действующие лица движутся к отелю. В тот день меня так и не снимали.
Три месяца я провел, переходя от недоумения к изумлению. Несмотря на всеобщую анархию, я не смог устоять перед щедростью и добротой грузин. Им неизменно присуща поразительная смесь неожиданности и импровизации. Да, я знаю, это почти одно и то же, но именно потому эта смесь так поражает, пожалуй, я бы даже сказал, что полюбил это их качество. То что они всегда готовы принять непредвиденное, наделяет их несравненной способностью испытывать счастье. Каждый миг. Находить счастье походя, срывать его во время прогулки, и пусть оно к вечеру завянет — все равно был хороший день…
Кстати сказать, эта веселая анархия в конце концов привела к появлению очень милой картины, которая, кстати, была выдвинута на «Оскара» в номинации «Лучший иностранный фильм».
Глава XVIII. Бурлеск и прочее
На съемках фильма «Рассеянный» у нас была уличная сцена, в ходе которой актеры должны были разбивать яйца друг другу об голову. Естественно, вокруг стали собираться прохожие, и вскоре мы обратили внимание на одного типа, который простоял целый день, глядя на нас. Не двигаясь с места. С утра
