Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
из них работать перестала. И да. – Она вновь с пренебрежением посмотрела на меня. – Очочки то свои сними, интеллигенция. Тут стекла за пару минут запотевают, а лестницы прогнили насквозь. Грохнешься в свеклорезку и не заметишь. А кости твои мне потом доставать.
01010
Еще двое ремонтников ждали нас около ведущих под потолок лестничных пролетов. Первый из них, лысый старичок с подрагивающими руками, был начальником бригады Стимофеем Петровичем Торфом, второй же, заросший щетиной здоровенный малый, скорее напоминающий пойманного в рабочую куртку кабанчика, чем сотрудника фабрики, представился Иваном Паяло, после чего выразительно сплюнул, насмешливо глядя на меня.
Закинув на плечо сумку с инструментами, он первым начал подниматься наверх. Ржавая, никогда не видевшая ремонта лестница зашаталась под его немалым весом. Натужно заскрипели болты. Я приотстал, пропуская ремонтников вперед. Железные ступени опасно гнулись под ногами. Я замер на середине лестницы. Вверху виднелся далекий потолок цеха, внизу – грохочущие станки и чаны с вывариваемым соком сахарной свеклы.
– Значит, все-таки боишься высоты, интеллигенция?
Ступени сверху сыпанули ржавой трухой, и ко мне спустилась Зубцова.
Я промолчал. Не стану же я объяснять, что одно дело – нестись на локомобиле по качающимся от ветра невесомым мостам Верхнего города, сознавая при этом все инженерное совершенство их расчета, и совсем другое – вставать на проржавевший пролет лестницы в десятке метров над землей.
– Давай, давай, поднимайся. Бояться-то чего? Сверху падать не страшно. Расшибешься и на кладбище. Страшно только отсюда упасть.
– Почему? – не сразу понял я ее.
– А потому, что живым останешься, только поломанным. А с такими пострадавшими на фабриках какой разговор? Первая помощь при больничке и на улицу в тот же день. Поэтому давай-ка за мной следом. Лестница выдержит. Уж если самого Кошкина выдержала, то и тебя выдержит.
Я прищурился.
– Кошкин, это который тот самый? А зачем он здесь был?
Зубцова пожала плечами.
– Да он, как у нас паропровод рванул, весь цех облазил чуть ли не на карачках. Улики искал. Да только какие тут улики, когда в цеху целый день пар хлестал. Ладно, интеллигенция, пойдем. Работы много.
01011
Я осторожно поднялся на шаткие мостки. Ржавые, решетчатые, они подходили скорее не под слово «ненадежные», а под определение «аварийные». Выдохнув, я шагнул на ребристый настил, сжимая руку на покосившихся, липких от испарений перилах. Под нашим весом мостки кренились опасно настолько, что их обрушение было вопросом времени, однако чинить их явно не спешили.
Я аккуратно сделал шаг, не отрывая руки от перил. Мостки заскрипели, но выдержали. Пока выдержали. Шаг, шаг, шаг. Железо болезненно заскрежетало.
Ремонтники не смотрели на меня, занятые разбором замкнувших прожекторов, а потому я ускорил шаг, направляясь к последнему из светильников, что стоял возле светлого пятна кирпича, образованного горячим паром лопнувшей трубы.
Паропровод уже починили, заменив поврежденный участок, но яркие пятна на проржавевшем металле скоб подтвердили слова Кошкина о кислоте. Я взглянул на расстояние. От мостков до паропровода добрый метр, и пройти его нужно по ржавой и очень ненадежной балке. Я попробовал ее рукой и тут же отпустил. Кажется, металл держался на своем месте исключительно молитвами Паромона Угледержца. Непроизвольно я взглянул вниз: в десятке метров подо мной кипел паром гигантский чан, в котором вываривают сок. Кто бы ни решил саботировать работу на фабрике, трусом он не был. Я отошел от паропровода, шагнув к двери пожарного выхода. Засов. Ржавый, как и всё здесь, но судя по свежим царапинам на металле, покинул цех преступник этим путем. Покачав головой, я налег на дверь, с трудом открывая путь на улицу.
Снаружи стояла непроглядная дымная тьма, в которой терялись уходящие вниз скобы лестницы, вбитые прямо в кирпич. Все кругом было заполнено воем ветра. Резкий порыв толкнул меня, выбил воздух из груди, хлестнул по лицу жгучими каплями кислотного дождя, и я предпочел оставить идею о спуске. Закрыв дверь, отошел к моргающей махине прожектора. Отключив его и вспомнив уроки духовно-механического училища, я принялся перебирать механизм, пытаясь найти неисправность.
Найдя ненадежный контакт, я радостно достал гаечный ключ, принявшись отвинчивать мешающие детали. Гайки внутри заржавели, и я налег плечом, пытаясь свернуть их с болтов. То, что это было ошибкой, я понял, лишь когда проржавевшие насквозь крепления прожектора нехорошо заскрипели у моих ног. Тяжеленая махина начала медленно-медленно крениться вниз, туда, где в десятке метров под ней сновали по деревянным мосткам работники, перемешивающие выкипающий свекольный сок.
Впервые за очень долгую часть своей жизни выразившись не по благородному, я схватился за прожектор, пытаясь остановить его наклон. Бесполезно. Я почувствовал, как ноги начинают отрываться от настила. Взгляд непроизвольно метнулся вниз, туда, где суетились люди, с такой высоты маленькие, словно вырезанные из бумаги солдатики. Меня замутило.
Раздался торопливый перестук сапог. Зубцова, бросив инструменты, кинулась ко мне через мост. Крепко схватившись за мою куртку, она потянула меня назад. Вместе мы с огромным трудом опустили прожектор на железные мостки, после чего со стоном сползли на настил.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
