можно будет просто нанять. За деньги. Никакого контрольного пакета. Зарплату они захотят немалую, но это отобьётся.
— Выглядит слишком хорошо, — ответила Бадман. — Где подвох? В чём ваша выгода?
— Мы не коммерсанты, — призналась Аннушка. — О выгоде как-то даже не думали.
— А кто, блин?
— Я курьер, он солдат, эта мелочь просто так приблудилась.
— И что же вам надо?
— Нам нужны регулярные поставки продовольствия в определённую точку. Не бесплатно, по обычной оптовой цене. Вы просто были первые, о ком я вспомнила. Остальное само на кардан намоталось.
— И что, никаких условий?
— Есть одно, — подал голос я. — У вас за ближним кросс-локусом дети от голода умирают…
* * *
Мы были готовы заплатить, но Бадман сказала, что жратву и так девать некуда, пара грузовиков гуманитарки в залог будущего сотрудничества они себе позволить могут. Их пришлось провести мне, так что мы, к недовольству корректоров, задержались в срезе ещё на сутки. Горские тётки, возрастом от совсем юных девиц до морщинистых бабок, все, как одна, невозможно худые и глазастые, на удивление организованно, без суеты и споров разделили между семьями полученное продовольствие. Те, что помоложе, с интересом переглядывались с рейдерами. Горянки, пожалуй, симпатичные, а если их откормить, то и красивые станут, так что, может быть, решат проблему дефицита самцов в популяции.
Я предлагал просто вывезти их отсюда постепенно, но нет, отказались:
— Это наш горы, мы жить тут, — сказала внучка того деда. — Плохо жить, еда мало, мужчина мало, коза мало. Но тут дом. Надо жить в свой дом, нельзя в чужой.
— Ничего, может быть, приток свежей крови и еда из другого среза снимет с них проклятие рожать одних девочек, — утешила меня Аннушка. — У одного старого знакомца была жена местная, так она без проблем родила ему пацана. Думаю, это локальный фактор, может быть, в почве что-то. Если тут пойдут караваны с продовольствием, то они уже не будут голодать. Глядишь, и расплодятся снова.
— Для этого надо найти проводников, точнее, сначала проложить маршрут… До куда?
— До Библиотеки, я думаю. Там точно есть кросс-локус, мне говорили. В нашу локаль не получится, мораториум не даст, но корректоры через дверку натаскают, как проголодаются.
— Мы куда сейчас?
— Сначала закинем наших бестолочей к мораториуму, чтобы они не притянули на свои пустые головы коллапс, а потом… Надо в ещё одно место съездить. Не хочется, ты себе не представляешь как. Но, похоже, без этого ответов на некоторые вопросы не получить.
Глава 8
Перестрелка
Дорога до странной локали с мораториумом оказалась длинной. Даже железная Аннушка вымоталась так, что пришлось дважды становиться на привал. Рулить автобусом ей не нравится, но за руль никого не пускает, говорит, что только в себе уверена. «Банда Бадмана» загрузила нам кучу еды, так что по крайней мере с этим порядок. Разводим костры, готовим. К походной жизни корректоры привычные, работа у них такая.
— Я всегда чуял какое-то говно из-за кулис, — рассказывает мне Сеня на очередном биваке. — Школа эта, Конгрегация… Но Ирка и слышать ничего не хотела, она упёртая. Тем более, что формально всё сходилось. Как ни крути, а изымая фокус коллапса, мы всё же спасали множество людей. Если не задумываться, почему именно этих и именно так, то прямо бэтмены.
— А если задуматься?
Мы чокнулись стаканами. В Сенином чай, он не пьёт, в моём — Аннушкин виски. Сама она даже ужинать не стала, завалилась спать в автобусе.
— Тогда много вопросов, Лёха. Например, почему нас отправляли в конкретный срез? По какому принципу его выбирали? Как узнавали, что там будет коллапс?
— А кстати, как?
— Без понятия, веришь? Столько лет мотаемся, а элементарных вещей не знаем. Ирке плевать, а мне никто не расскажет, я ж не ихний. Цель выдаёт Конгрегация. Официально считается, что у Ареопага есть какие-то аналитики, какие-то разведчики. Но я думаю, Лёха, что это полная хрень.
— Почему?
— Я не очень умный, — вздохнул он, — детдомовский, окончил только школу обычную, не корректорскую. Но помотался по Мультиверсуму ещё до того, как Ирку встретил, а потом и с ней. Так вот, даже мне в какой-то момент стало понятно, что никакая чёртова разведка не предскажет, что в срезе будет коллапс. Не будешь же ты в каждом срезе по разведчику держать? И с аналитикой та же фигня. Откуда для неё данные?
— А как они сами это объясняют?
— А никак. Корректорам вообще не объясняют: «Цель вон там, бегом!» Почему именно этот срез? Как они о нём узнали? Нет ответа, да и не спрашивает никто. Глаза синие выпучили и помчались. В общем, слишком многое требуется принимать на веру, я так не могу. Но Ирка мне дороже всего Мультиверсума, скачи он конём, так что я терпел. Но теперь, вишь ты, и до неё дошло. Повзрослела, что ли? Мы когда встретились, ей шестнадцать было, да и я ненамного старше. Но меня к тому времени уже несколько раз прожевало и высрало, а она цвяточек… Корректоры, с одной стороны, видят много всякого дерьма, коллапсы, знаешь ли, та ещё срань. С другой — как дети, которые заигрались в супергероев да так и не выросли. Им в Школе здорово мозги вентилируют, так что один сквозняк между ушами остаётся. «Тут думаю, тут не думаю, тут верую, ибо абсурдно!» Ну вот как так? Ладно мелочь эта, но Ирке-то уже за сорок! По ней не скажешь, знаю, но факт есть факт.
— А с чего её сейчас-то вдруг накрыло? — поинтересовался я.
— Знаешь, — Сеня понизил голос и оглянулся, — думаю, дело в детях. На то, что у Конгрегации мы все в разменных пешках, она бы, я думаю, глаза закрыла, не впервой. А вот то, что она, оказывается, могла иметь детей, но ей не позволили, — вот это её конкретно вздрючило, Лёха. Потому что возраст, в котором об этом не думают, у неё прошёл, и скоро будет тот, в котором об этом думать поздно. Она сама себе не признаётся, но я думаю, что протест у неё не от головы, а от матки. Если б я ей это сказал, то она бы меня прибила, так что и ты молчи.
— Разумеется. А ты что думаешь?
— Я бы не прочь. Особенно если выяснится, что мир от этого не рушится, как их всех пугали. Я, конечно, смирился, что нам с ней не расплодиться, но, если окажется возможным, буду рад. Достало
