сквозь пушистые кроны…
— Мария Сергеевна… — знакомый голос рядом, и я вскакиваю на ноги от неожиданности. Макаров почти спокоен, лишь его взгляд выдает волнение. И я чувствую, как по моим щекам бегут слезы. — Ну, что же вы… не плачьте, пожалуйста, — касается ладонями моих плеч, а я всхлипываю и упираюсь лбом в его плечо. Плотину прорывает, и я реву. А он просто похлопывает и гладит меня успокаивающе по плечам и спине, стойко вынося минуты моей слабости. Когда я все же беру свои эмоции под контроль, понимаю, что Макаров уже просто обнимает меня, а я его. Меня словно кипятком обдает. И мне стыдно за свое поведение.
— Я так испугалась.
— Все самое страшное позади. Марьяна в надежных руках.
— А еще я забыла телефон…
— Ничего.
— А как вы тут оказались? — Понимаю, наконец, что Дмитрий Романович здесь, но откуда он узнал, что нас забрала скорая и куда привезла…
— Это я вам расскажу, когда окончательно успокоитесь…
31. Дмитрий
Выходу из душного салона самолета и выключаю режим полета. Спускаюсь, наконец, по трапу и иду за толпой пассажиров. Начинают приходить сообщения о том, что мне звонили. Черт. Что могло случиться за два с половиной часа полета, да еще и в такое время?
Вижу имя звонившего, и сердце пропускает удар. Тут же перезваниваю.
— Привет, звонил, Михал Анатольич?
— Звонил. Твоя малявка у меня в отделении. Час назад привезли в компании с очень симпатичной нянькой.
— Как она?
— Марьяшка уже хорошо. Сделали все в лучшем виде. Медсестры от нее без ума, ты же знаешь. Температуру сбили, ингаляцию сделали и укол… ну, тут как обычно. Сидит в сестринской, суп домашний наяривает. А вот ее няня очень… как бы сказать… в общем, у меня непреодолимое желание сделать ей успокоительный укол.
— Знаю я твои уколы… не смей подкатывать к ней яйца! — И смех, и грех… Миха — он такой, не пропустит ни одну красивую женщину. А Мария Сергевна красивая. Очень.
— Короче, где бы ты там ни был, приезжай.
— Уже еду, — скидываю вызов и тут же ловлю такси, хрен с ним, что местные бомбилы сдерут три шкуры. Главное, не терять ни минуты.
На проходной больницы здороваюсь с двумя охранниками. Я тут многих знаю, как и меня. Раньше мы с Марьяшкой были здесь частые гости. Она была очень болезненной малышкой, но повезло нам с тем, что мой лучший друг и крестный отец Марьяны — заведующий детским инфекционным отделением этой больницы. Миха мне как брат, и всегда поддерживал в сложные моменты, коих было полно. Растить и воспитывать ребенка в одиночку — очень сложно. И если человек думает иначе — он ни черта не знает в этой жизни! Но я ни на секунду не пожалел о том, что стал отцом. Марьяшка — моя отдушина. Мой лучик света в беспробудной тьме однотипных рабочих будней. Я-то и представить не мог, сколько эмоций во мне может пробудить маленькая егоза. Как же я ее люблю!
За чередой воспоминаний, сам не замечаю, как уже дошел до нужного корпуса и поднялся на нужный этаж. Останавливаюсь от неожиданности.
Мария Сергевна сидит, привалившись к стене. Ее взгляд направлен с окно, колдовские глаза блестят от непролитых слез. Она даже не оборачивается на звук моих шагов…
— Мария Сергеевна, — окликаю ее, и она подскакивает с банкетки, слезы срываются по ее щекам, и я впадаю в ступор. Ненавижу женские слезы! Не знаю, как себя вести в такие моменты, и, кажется, сам начинаю паниковать. А Мария Сергевна льнет ко мне, щедро орошая слезами мое плечо. Такая хрупкая, нежная и беззащитная… Хочется ее оградить от всех переживаний, обнять… И я обнимаю, глажу подрагивающие плечи и изящную спину. Вроде начинает затихать, но все еще всхлипывает.
Слово за слово, Мария Сергевна вкратце рассказывает, как их с Марьяшей сюда привезли, и что ее не пустили с малышкой на процедуры.
— Не переживайте, все хорошо. Марьяна сейчас в сестринской.
— Откуда вам это известно? — растерянно спрашивает, рассматривая мое лицо.
— Зав отделением мой друг и крестный Марьяны. Он позвонил мне и сказал, что вы здесь. Я с самолета сразу к вам. Сейчас переговорим с ним, заберем Марьяшу и поедем домой.
— Мне на работу надо позвонить… Я завтра должна выйти на замену…
Протягиваю ей свой телефон, но она крутит его в руках и задумчиво смотрит в сторону.
— Я не знаю номеров наизусть, — виноватый взгляд заставляет что-то внутри меня сжаться. За что она чувствует себя виноватой? Что за черт? Ведь ничего из ряда вон не случилось. Я тоже не знаю многих номеров, и считаю это не столь важным аспектом.
Беру телефон из ее рук и нахожу в Гугле номер гимназии. Говорю, что Мария Сергеевна заболела, а Маша смотрит на меня осуждающе.
— Ложь во благо, — оправдываюсь я, отбив звонок. — Пойдемте, познакомлю вас с другом…
Но общения с Михал Анатольичем не получается, его вызывают то туда, то сюда. В отделении работа кипит и днем, и ночью. Поэтому просто забираем Марьяшу, Мария Сергевна берет вещи из палаты, и идем на выход. Домой едем на такси, собирая все утренние пробки. Пока то ползем, как улитки, то стоим, девчонки засыпают на заднем сиденье такси. Вымотались…
Машина останавливается перед домом, я забираю Марьяну из автокресла и несу на руках в дом. Укладываю в ее кроватку, снимаю с дочки обувь и курточку. Она так крепко уснула, что не просыпается от моих манипуляций. Мария Сергеевна не уходит, стоит у стены и наблюдает за нами.
— Вам нужна моя помощь?
— Нужна, — не думая ни секунды, отвечаю я. — Но вам нужно отдохнуть. Я побуду с Марьяной, а вы ложитесь спать.
Пару секунд Мария Сергевна тушуется, но все же идет в свою комнату, не закрывая до конца дверь ванной комнаты.
Марьяна все еще дышит сипло, но мы много раз проходили это. Малышка уже знает, что нужно делать, и какие процедуры проходить. Она у меня не по годам умненькая и самостоятельная.
Целую ее в висок и зачем-то иду через ванную комнату к двери Марии Сергевны. Прислушиваюсь — тихо. Приоткрываю дверь и заглядываю в комнату. Спит, свернувшись в комок. Переоделась в пижаму, но не взяла одеяло, и теперь мерзнет…
Достаю из шкафа плед, накрываю ее и, пытаясь отвлечь мысли от этой женщины, быстро выхожу из комнаты. Дел невпроворот, поэтому не теряю времени и иду в кабинет.
32. Мария
