в партер, естественно. Марьяна с интересом оглядывает потолок в лепнине и бархатные кулисы. На сцене уже стоят полукругом стулья, на которых будут располагаться музыканты.
Когда в зале гаснет свет, Марьяшка охает от неожиданности и затихает. Синие лучи прожекторов освещают сцену, и музыканты рассаживаются по местам. Здесь и скрипки, и рояль, и барабаны. Несколько саксофонов, флейты и виолончель.
Смотрю больше не на сцену, а на Марьяну. Ее эмоции бесценны! Она настолько увлечена происходящим на сцене, что не замечает ничего вокруг. Ее эмоции можно черпать огромными ложками. Как и мои.
Концерт просто чудесный, музыка великолепна! Симфония… так называется сегодняшнее представление. И в душе моей тоже играет симфония, продолжая запускать по спине мурашки.
В конце представления несколько человек идут к сцене с букетами.
— В следующий раз и нам надо взять цветочки, — с деловым видом говорит Марьяна.
— И кому ты хочешь подарить букет? Уже определилась?
— Конечно, вон тому мужчине с большой скрипкой.
— Этот инструмент называется виолончель.
— Ага! Я так и думала, что это не скрипка. Они звучат совсем по-разному, — рассуждает малышка, берет меня за руку. Идем на выход. Марьяна продолжает трещать без умолку, ей все интересно, и я очень рада, что сегодня мы были на мероприятии вдвоем.
Домой приезжаем ближе к десяти часам вечера. Водитель желает хорошего вечера и сворачивает в узкий коридор у входной двери. А мы идем умываться и, после легкого перекуса, укладываю Марьяну спать. Она сквозь сон тихонько мурлычет какую-то мелодию с сегодняшнего концерта, вызывая во мне улыбку.
Целую сахарную щечку малышки и иду к себе в комнату.
30. Маша
Я оставляю дверь Марьяши немного приоткрытой. Черт знает, почему, но в грудине зреет неприятное чувство, словно произойдет что-то нехорошее. Я долго ворочаюсь в кровати и не могу уснуть. Но, видимо, усталость этого дня берет свое, и я проваливаюсь в вязкую дрему, из которой меня выдергивают неясные звуки. Вскидываюсь на кровати, прислушиваясь.
Звук идет из Марьяшкиной комнаты. Подрываюсь и на цыпочках бегу к ванной комнате, а оттуда в комнату малышки. Ее дыхание шумное, сипящее. Она хнычет то ли во сне, то ли уже проснувшись. Я включаю ночник и присаживаюсь к ней на краешек кровати. Ладошку на лоб — горит. Паника обдает мое тело холодным потом. Я не знаю, что делать… руки начинают мелко дрожать.
— Марьяша, детка… где у вас аптечка? Ты знаешь? Надо принять лекарство…
И она показывает мне на шкаф.
— Что тебе дают от температуры? — беру увесистую косметичку и начинаю в ней рыться.
— Вот эту розовую таблетку. Ее нужно рассасывать.
Читаю название и действующее вещество: парацетамол с ибупрофеном — это же то, что нужно, вроде бы…
Дыхание Марьяны становится все тяжелее.
— Мария Сергеевна, — хрипит малышка, слабея на глазах. — Нужно сделать ингаляцию и вызвать скорую. Там в сумочке листок с инструкцией…
Стараюсь избавиться от паники и читаю написанную от руки инструкцию. Нахожу на той же полке небулайзер и разбавляю лекарство физраствором. Включаю аппарат и надеваю на Марьяшу маску. Она очень самостоятельная девочка, видимо не первый раз такой приступ. И я звоню в скорую, которая приезжает на удивление быстро, я только выключила небулайзер.
Марьяне цепляют на палец какой-то датчик.
— Сатурация 62. Валя, срочно инъекцию.
Молоденькая девушка набирает в шприц лекарство и делает укол. Малышка мужественно выносит все процедуры.
— Я настоятельно рекомендую поехать в больницу, — говорит врач. — Собирайте вещи.
Мечусь бездумно по комнате. Что с собой брать? Паника снова возвращается. В итоге, закинув в большой пакет смену белья для себя и малышки, пару полотенец, зубные щетки и свой паспорт, одеваюсь и возвращаюсь в детскую. Кладу в пакет документы малышки. Помогаю одеться Марьяше и следую за врачом в карету скорой помощи, прижимая Марьяну к себе. На улице начинает светать. Держу Марьяну на руках, и она жмется ко мне так доверчиво… Ее дыхание по-прежнему сиплое, но врач снова измеряет сатурацию и кивает своим мыслям. Ловит мой вопросительный взгляд.
— Купировали приступ. Это хорошо, что вы сделали ингаляцию. Для детей такие приступы ларинготрахеита очень опасны…
Господи, я даже такого слова ни разу не слышала…
Марьяна засыпает, а карета скорой помощи мчит нас в больницу. Когда мы попадаем в приемный кабинет, и у Марьяны берут кровь на анализ, я все еще не могу унять дрожь в руках. Как же я испугалась за малышку… А еще понимаю, что второпях оставила телефон дома. Вот это совсем нехорошо, ведь нужно сообщить Дмитрию Романовичу о том, что Марьяша заболела. А он должен вернуться утром из командировки. Представляю, как он будет волноваться, когда не застанет нас дома…
— Медсестра проводит вас в палату, — как робот, с совершенно отрешенным выражением лица, говорит зашедшая с документами женщина в синей медицинской форме. — Пока ждете, заполняйте согласия.
Внимательно читаю талмуд из листов, что кладет передо мной медработник. Куча терминов, какие-то цифры, согласие на обработку данных и на оказание медицинской помощи… ужас, сколько бумажной работы у врачей и медсестер! Лечить-то людей им когда?
Нас ведут в палату. Не успеваем расположиться, как приходит медсестра и забирает Марьяну на какие-то процедуры. Хочу идти с ней, но меня оставляют ждать в палате. Здесь еще две кровати, но они пусты. Может, и к лучшему, а я отчего-то снова начинаю паниковать. Я хочу быть с Марьяной. Почему меня с ней не пустили!? А еще надо позвонить Макарову, но я не знаю его номера…
Не знаю, сколько времени проходит. В палату приводят женщину с малышом. Господи, такой кроха… его тоже сразу забирают на процедуры, а женщина сидит и безмолвно роняет слезы. Отворачиваюсь к окну, потому что в носу начинает щипать, а к горлу подкатывает комок. Тошнит от волнения за малышку.
Тру пальцами шею, пытаясь успокоиться, встаю с кровати, хожу туда-сюда и, не выдержав напряжения, выхожу из палаты. Мне душно… нужен воздух… В палате на окнах нет ручек, и открыть даже на проветривание окно просто невозможно. Но я выхожу в какой-то коридор с лестницей, где на площадке открыто окно. Упираюсь в подоконник ладонями и жадно хватаю прохладный утренний воздух. Немного успокоившись, падаю на банкетку у стены. Немного посижу и вернусь в палату, чтобы когда Марьяша вернется, я встретила ее в адекватном состоянии.
Гулкие шаги по лестнице отражаются эхом от стен. Но мне все равно. Невидящим взглядом смотрю на ветви деревьев за окном. Они покачиваются от ветра, шелестя молодой сочной листвой. Солнце пробивается
