и могу сколько угодно строить иллюзии насчет собственной свободы, но на самом деле полностью принадлежу ему. Но ведь это не так. Я просто оказалась в тяжелой ситуации, и просто нужно хоть немножко отдохнуть.
Не верю я, что это тот самый шаг, которого я ждала, не верю. Это напускная забота.
Пожалуйста, кто-нибудь, скажите мне, что это напускное, скажите мне, что он лжет и играет, потому что я не могу себя в этом убедить. Я смотрю на него и вижу того же мужчину, который сейчас, как и шестнадцать лет назад, сушит мне волосы, глядя с обожанием и гордостью.
— Ну вот и все, — закончив сушить волосы, Игорь в последний раз проходится по ним расческой, чтобы полностью распутать, и рассыпает их по моим плечам. Все так, как он любит, так, как делает только он. — Одевайся и пошли.
Киваю ему, не в силах собраться с мыслями. То, что он сделал, заставило глупых бабочек встрепенуться, а сердце замереть от восторга, и все это вместе отправило разум в нокаут.
Встаю с пуфика и иду к шкафу, надо еще что-то придумать, не хочу ночевать в нашей спальне. В конце концов у нас есть гостевая, а мы теперь с ним гости друг для друга. Достаю домашнее платье, белье, и смотрю на мужа, намекая, что ему стоит выйти, но он сидит и смотрит с предвкушением, и тогда я не выдерживаю.
— Игорь, выйди, пожалуйста, я больше не могу переодеваться при тебе.
Но он ничего не говорит, подходит вплотную ко мне, отделяет тонкую прядь волос и начинает наматывать ее на палец.
— А придется, дорогая моя, потому что мы семья.
Глава 27
Лиля
Уже открываю было рот возмутиться, сказать, что это не так, что мы не семья, как муж начинает тихо смеяться своим фирменным грудным смехом, не заливистым, не громким, а именно тихим, спокойным, мужским и очень притягательным.
Я обожаю, когда он так смеется, и даже сейчас мне приятно слышать этот смех, и неважно, что теперь он вызывает во мне лишь слезы.
— Видела бы ты себя сейчас со стороны, — все же он опережает меня, и продолжает говорить. — Не волнуйся, я понимаю, что сейчас ты обижен, что сейчас в тебе много злости, я все это действительно прекрасно понимаю, Лиля, и давить на тебя не собираюсь. Не волнуйся.
— Понимаю, тебе очень хочется показать свою самостоятельность, показать, что в твоих руках хоть сколько-то власти сохранилась, но, увы, дорогая моя, вся власть как была в моих руках, так в них и останется. Но так уж и быть, чтобы не трепать тебе лишний раз нервы, и наш малыш рос спокойно, я уйду. Но лишь сегодня. Сейчас. Не навсегда.
Последние слова он разделяет и при этом кладет ладонь на живот сквозь полотенце. Есть в этом жесте что-то такое собственническое, властное, и очень мужское. Только, если, когда я была беременна Надей, мне это нравилось, то сейчас нет.
Он словно трогает что-то запрещенное только мое, и я искренне не хочу, чтобы он к этому прикасался. Да, я понимаю, это его ребенок, он имеет полное на это право, но сейчас я чувствую себя дикой эгоисткой, и мне кажется, что это все лишь мое, лишь мое и ничье больше.
— Переодевайся, мы ждем тебя, а после ужина, когда уложим Надюшу спать, нас ждет серьезный разговор. Не волнуйся, я постараюсь максимально мягко с тобой обо всем поговорить. Не хочу, чтобы ты оказалась в больнице. Повторюсь, я очень хочу, чтобы наш малыш чувствовал себя хорошо.
На этих словах он отходит от меня и идет прочь из спальни, и только когда он хлопает дверью. Понимаю, что начала дышать. Я даже закашливаюсь настолько обжигающим оказался первый вздох.
Сажусь на постель и плачу недолго, нет, просто быстро выпускаю обиду наружу, и через пару минут уже умываюсь холодной водой, чтобы остудить лицо.
Не знаю, сколько времени у меня занимают сборы, но, когда спускаюсь, Игорь не выглядит недовольным, значит, не сильно задержалась, а вот Надюша, наоборот, смотрит на меня, соскучившийся моськой. Смотрю в эти детские глаза и чувствую себя какой-то преступницей, негодяйкой, которая, придя домой, не уделила ребенку времени.
Ужин проходит напряженно и легко одновременно, когда участвую в разговоре с дочкой. Расспрашиваю ее обо всем, отвечаю на ее вопросы и расслабленно чувствую себя, спокойно, легко. Она отвлекает от меня, но стоит лишь пересечься парой фраз с мужем, как кол в спину вонзают, и я снова чувствую напряжение.
Эти несколько часов, как игра контрастов, и, к счастью, видя мое нервное состояние, Игорь отпускает меня в одиночестве уложить дочь, за что я искренне ему благодарна. Мне жизненно необходим перерыв от него, маленький островок успокоения, и как же обидно становится, что дочь очень быстро засыпает.
Видимо, она слишком сильно скучала и эти несколько часов, что мы провели вместе за простыми разговорами, без всяких выматывающих игр, были для нее тяжелыми.
Убедившись, что дочка крепко уснула, и, набрав полную грудь воздуха, спускаюсь на кухню, где меня ждет он, со своим важным разговором.
Иду с колотящимся сердцем и очень хочу попросить его перенести разговор. Хватит, слишком много эмоций на сегодня. Я до сих пор под впечатлением от прихода его любовницы, и я не знаю, кому из них мне верить, кто из них врет.
Сердце, пока побеждает и говорит, что это коварство любовницы, она специально так поступила, и муж ее за мной не посылал, это все ее проделки, ее и она случайно попала в нужное время в нужное место.
Но, повторюсь, это говорит глупое сердце, разум до сих пор в отключке и молчит, но я знаю, что он бы не согласился, вот только мне искренне не хватает его аргументов, чтобы хоть немного взять себя в руки и отстоять себя. Чувствую себя беспомощной, безоружной, когда переступаю порог кухни, закрыв за собой дверь.
Ну, мало ли, вдруг Надя проснется и пойдет искать нас. Открывающаяся дверь должна успеть предотвратить беду в случае чего.
— О чем ты хотел поговорить со мной, Игорь? Я очень устала, эмоционально вымотана, до сих пор не пришла в себя после прихода твоей любовницы. Скажи уже, что хотел, а еще лучше, давай перенесем этот разговор на пару дней. Я все равно никуда не сбегу, а успокоиться мне хочется. Пожалуйста, я тебя очень прошу.
Умоляющим голосом прошу его, когда он достает посуду
