в центр по Киевскому шоссе. Ехать предстояло мимо Пулковской обсерватории, являвшейся точкой нулевого меридиана в системе русских топографических карт.
Затем он, никуда не сворачивая, заехал на Московский проспект и, продолжая двигаться строго по прямой, добрался до Сенной площади, откуда, отмотав пять кварталов по Садовой, повернул уже на Невском налево и оказался прямо перед пафосным ателье предприимчивого шведа.
Дело у Норденстрёма было поставлено на широкую ногу. Поэтому многие из числа наиболее востребованных вариантов мундиров имелись у него в полуготовом состоянии. Короткая примерка, подрубка и подшивка, — и все готово, пусть и не совсем идеально, зато очень быстро и вполне пристойно по результату.
Нашлись у него и варианты обмундирования для рейдеров, несмотря на то, что здесь, в столице, привычная для Кореи и Ляодуна вольница в приватирских нарядах воспринималась как дикость и чудачество.
Два часа, и двое военлетов вышли на улицу при полном параде.
— Вот теперь можно и в штаб! Надо только поймать мотор.
— Садитесь, Владимир Васильевич, у нас теперь свои «колеса» имеются, — и Март не без гордости указал на новенький «Опель-Капитан».
— Не худший вариант, — одобрил его выбор Зимин. — Я сам, правда, предпочитаю «Паккарды», как ты знаешь…
[1] — В царской России дизайн ассигнационных и кредитных билетов неоднократно менялся. Однако цветовая гамма, как правило, оставалась неизменной. Три рубля — зеленый, пять рублей — синий, десять рублей — красный.
Глава 10
В кабинет делопроизводителя мобилизационного отдела главного штаба Флота Март зашел в гордом одиночестве. Наставник отправился по своим делам, посчитав, что он справится и сам. За столом в небольшой, скромно обставленной комнате находился молодой бюрократ в безукоризненно сидящем на нем мундире чиновника по Адмиралтейству, с идеальным пробором на голове.
— Разрешите доложить. Мартемьян Андреевич Колычев — капитан рейдера «Ночная Птица» — прибыл для зачисления в списки приватиров Первого флота.
— Да-да, молодой человек, проходите, присаживайтесь, — Марта сразу насторожило такое нарочито неформальное и неуставное обращение. В неформальном табели о рангах командир корабля, даже самого скромного четвертого класса, — это статус уж никак не ниже. А тут такие заявления с порога.
— Для начала несколько формальных вопросов. Где сейчас стоянка вашего корабля? Ваш адрес в столице? Номер телефона?
— «Ночная Птица» на аэродроме в Гатчине, я сам пока снял номер в гостинице неподалеку.
Быстро заполнив все требуемые графы, чиновник приступил к делу.
— Для вас поступило предписание, — он открыл папку и зачитал. — Трофейный корабль выкупит казна с передачей оного для разбора и изучения инженерами ОЗК. Что же касаемо вас, то и без того патент был выдан в обход требований «Уложения о приватирах». У вас для капитанства — ни срока выслуги по годам в командных должностях, ни образования, ни возраста. Посему после передачи корабля ваш патент будет отозван.
Март, который еще пару минут назад ни сном, ни духом не предполагал подобного развития событий и представлял, что посещение будет чистой формальностью, мало сказать, что был ошарашен. Ему захотелось немедля послать весь штаб в известном направлении, развернуться и уйти, покинув затем столь негостеприимные места. Одно плохо: ни конфликты с первого дня в столице, ни срочный отъезд никак не стыковались с его долгосрочными планами на интеграцию и врастание в элиту империи.
Потому усилием воли он сдержал себя, выдохнул и уже спокойнее посмотрел на бюрократа, для которого бумажка за подписью начальства являлась безусловным руководством к действию.
Отдавать «Птицу» Март не собирался ни при каких обстоятельствах. Пока что он не был до конца уверен, сохранит ли искусственный интеллект свои возможности при отключении даже части периферийных устройств и цепей, а тут и вовсе бред и беспредел.
— Любезный… простите, как к вам обращаться?
— Лучше всего, ваше высокоблагородие, — равнодушно ответил чиновник.
— А по имени отчеству?
— Надворный советник Михаил Львович Шабалин. Помощник столоначальника.
— Любезный Михаил Львович, — решил обойтись без дальнейших экивоков Колычев. — Насколько мне известно, вопрос отзыва патента может решаться только в суде. Даже сам адмирал Макаров, выдавший мне приватирское свидетельство, не вправе его забрать, а срок действия документа — пять лет. Что же до корабля — то я категорически отказываюсь его продавать. Он официально признан за мной и является исключительно моей частной собственностью. А значит, я могу лично решать, как им распоряжаться.
— Не совсем так, Мартемьян Андреевич, — несколько более заинтересованно взглянул на молодого человека Шабалин. — Вы, извольте видеть, с точки зрения буквы закона, еще несовершеннолетний. Соответственно, ваши дела должны вести лица, у которых вы находитесь на попечении. В данном случае, это капитан второго ранга…
— Первого!
— Что, простите?
— Первого ранга!
— О, прошу прощения, в самом деле, первого. Впрочем, сие не имеет отношения к делу, хотя, разумеется, порядок прежде всего… Так вот, если он решит передать корабль казне, вы никак не сможете этому воспрепятствовать.
— А если нет?
— Глупый вопрос, юноша, — в голосе чиновника появилось нечто вроде злорадства. — Неужели вы всерьез полагаете, что с таким трудом вернувшийся на службу Зимин пожертвует своей карьерой ради вашей блажи?
— Сами знаете, молодой человек, — продолжил Шабалин, превратно истолковав молчание посетителя. — Ваш опекун ради такой будущности свой корабль не пожалел, а уж о вашем и говорить нечего. И если уж на то пошло, так и вам было бы не зазорно последовать его примеру. Свидетельство пилота у вас есть, боевой опыт тоже наличествует. Опять же дар имеется, да и фамилия не из последних. Поступайте в корпус, окончите с Божьей помощью, получите мичманские эполеты, да и служите с честью государю-императору, — и он ненавязчиво качнул головой в сторону висевшего на стене царского портрета.
— Благодарю за совет! — желчно усмехнулся Март, — но нет!
— Что, нет? — удивился помощник столоначальника. — Не желаете послужить отечеству?
— А нельзя ли мне ознакомиться с текстом приказа?
— Отчего же нельзя? — пожал плечами Шабалин. — Подайте прошение в канцелярию, вам охотно сделают копию. А подлинник, простите, не положено-с!
— А…
— Это дальше по коридору и стоить будет недорого. На обычной бумаге гривенник, а вот если пожелаете на гербовой, тут уж не меньше рубля!
Начавший откровенно издеваться чиновник явно перегнул палку, и это его и погубило. Продолжая сохранять внешнюю невозмутимость, Март легко скользнул в «сферу» и, припомнив
