с Марковною. Пустогородов, наградив исполнителя поручения, запретил ему рассказывать, зачем был призван к капитану; между тем послал за казачкой.
Ежедневные посетители раненого сидели все у него, когда слуга доложил, что пришла Марковна. Александр просил своих гостей оставить его на несколько секунд наедине с нею. Отец Иов, выходя из комнаты, увидел краснощекую молодую женщину. Он возвратился к больному и стал уговаривать его не пускать казачки к себе, объясняя свои опасения; но Александр успокоил доброго старца, заверив его, что свидание с казачкою имеет совсем иную цель, нежели думает священник. Отец Иов вышел. Марковну впустили.
– Здорово, Марковна! – сказал Александр, играя тремя червонцами.
– Здравствуйте, ваше благородие! – отвечала казачка, – зачем изволили посылать за мною?
– Дело есть до тебя, молодушка! Посмотри-ка в той комнате, нет ли кого?
Глаза казачки засверкали, обращаясь то на Александра, то на червонцы. Скрывая радость под притворной стыдливостью, она взглянула в другую комнату и сказала:
– Никого нет-с.
– Ну так подойди поближе ко мне.
– Зачем мне ближе подходить! – молвила молодка, опустив глаза и подергивая платок.
– Взять вот эти деньги.
– За что же я возьму от вас деньги, ваше благородие? Нет, мне не нужно их: у меня муж беда как ревнив, до смерти заколотит!
Между тем глаза Марковны устремлены были на червонцы.
– Врешь, дура! Мне не станет ревновать, даже если б в самом деле был ревнив. Ну, иди же сюда; ведь я ранен, не могу встать.
Бочком, ломаясь и будто нехотя, казачка подходила, спрашивая протяжно:
– Да зачем же пойду?
– А вот зачем! – отвечал Александр, когда она была уже возле него. – Выслушай меня: ты живешь с армянином-лавочником?
– Как можно! Право нет, ваше благородие! Вам напраслину на меня сказали.
– Слушай же, да молчи! Мне какое дело! Хоть бы с чертом жила.
– Напрасно, право напрасно.
– Слушай, говорю тебе. Возьми вот эту бумагу и положи ее в ящик, где хранятся деньги лавочника. – И Александр подал ей счет армянина. – Если ты согласна исполнить это, в таком случае возьми себе три червонца; между тем скажи лавочнику, что тебе запрещено ходить к нему, под опасением строгого взыскания с твоего мужа; а тебе это будет выгоднее, он станет давать больше денег. Бери же червонцы!
– Слушаю, ваше благородие! Я скажу мужу, чтобы он исполнил ваше приказание: мой хозяин дружен с лавочником.
– Делай, как знаешь! Но разве ты не боишься, что муж тебя ко мне приревнует и побьет?
– Наши казаки вас чтут, словно отца: ничего для вас не пожалеют.
– Очень рад этому; только не думаю, чтобы они захотели меня в свояки.
– Э, ваше благородие! У казаков одна пословица: «Паши хоть сохой, хоть плугом, урожай все-таки наш!» Ну, где казаку думать о жене? Он всегда или на посту, или в походе; лишь бы дома было, что поесть да выпить, когда отпустят; остальное все равно!
– Спасибо, Марковна! Когда выздоровлю, припомню тебе эти слова; что-то скажет армяшка? – сказал, улыбаясь, раненый.
– Право, напрасно, ваше благородие! Дай господь вам скорее оправиться! Прощения просим, ваше благородие!
– Прощай, Марковна! Когда исполнишь мое приказание, тогда принеси к человеку моему десяток яиц и вели подать их мне, а я вышлю деньги за них, только чур никому не болтать, иначе я точно рассержусь, пожалуюсь мужу твоему да научу его порядком тебя поколотить: уж прошу не прогневаться!
– Слушаю, ваше благородие! Никому ни слова не скажу, а бумага нынче же будет в ларце у армянина.
Казачка вышла. Пшемаф, поймав ее на дворе, стал с нею заигрывать, но Марковна вырвалась и убежала.
Александр, чувствуя себя легче, не хотел долго лежать, он встал с постели и играл даже в преферанс. Маленькая Айшат сидела у него на коленях и держала карты.
Привязанность к нему двух пленных детей удивляла присутствующих. Отец Иов, любуясь попечениями Александра Петровича о сиротах, спросил его, почему он не окрестит их?
– Когда они достигнут полного возраста, – отвечал Пустогородов, – и захотят сами принять христианскую веру, – прекрасно! Но принуждать их к этому, по моему мнению, не должно. Надобно по собственному убеждению быть христианином, а они в таких еще летах, что никакого суждения иметь не могут; притом я не желаю впоследствии заслужить от них укора в том, что заставил покинуть веру отцов и прадедов.
На следующее утро Николаша еще спал, Александр ходил по двору с Айшат и Дыду, когда казачка принесла яиц.
– Здорово, Марковна! Исполнила ли мое поручение?
– Здравствуйте, ваше благородие! Как же, исполнила; бумага лежит в ларце. Лавочник с ума сходит, от запрещения вашего бабам ходить к нему, хочет идти жаловаться полковнику.
– Пускай его идет.
Александр приказал заплатить за яйца и тотчас послал за Пшемафом. Когда последний пришел, Пустогородов просил его идти в лавку армянина, будто бы для поверки своих расходов, а сам послал туда же своего слугу с одиннадцатью рублями, следующими по счету, с требованием, чтобы получение этих денег было немедленно отмечено.
Пшемаф сидел в лавке, когда слуга принес одиннадцать рублей от капитана Пустогородова. Армянин удивился и спросил, что это за деньги. «Долг барина, – отвечал слуга, – отметь-ка, что получил». Тщетно клялся армянин, что счет находился у Александра Петровича, слуга не отставал от него. Пшемаф, свидетель спора, наконец, обратился к лавочнику и сказал:
– Да посмотри в своих бумагах!
Армянин открыл свой ларец.
– Извольте, – сказал он, – сам смотри, ваш благородие! – И развертывая сверху лежащую бумажку, подал ее кабардинцу.
– Ну вот – это оно самое и должно быть! Внизу отмечено капитаном, что им вчера тебе все заплачено, исключая одиннадцати рублей.
Лавочник открыл изумленные глаза.
– Когда заплатил? – спросил он. – Как эта счет сюда пришла? – и взглянув на бумагу, удостоверился в истине сказанного Пшемафом. Он отправил слугу с деньгами обратно к капитану и велел сказать, что придет тотчас сам объясниться. Слуга возвратился и рассказал все Александру. Вскоре явился и армянин, совершенно расстроенный.
– Ваш благородие! – робко молвил он, – что ваша, мстя хочет совершенно разорить! Возьмите этот счет из жалости: вить моя деньги не получал.
– А какая тебе польза, если я возьму твой счет? Ведь ты вынул его из своего ларца при Пшемафе, следственно, не можешь доказать, что не получил денег; только заставишь этим своих должников сомневаться в твоей честности. Я тебе объявил вчера, на каких условиях можешь получить свои деньги, стало быть, нечего и толковать. Отправляйся, исполни мое поручение: чем раньше ты его сделаешь, тем скорее получишь деньги. Видишь, я мастерски умею держать обещание; так знай же, если ты проболтаешь кому-нибудь, что я тебе вчера
