жилым модулем и начинай прием, очередной из множества. И грозящий затянуться до ночи — пачка прошений о помиловании впечатляла.
— Полковника Левина, значит, не будет, — вздохнул якут. — Ох, беда-беда…
— Я за него, — отвернулась Зита от окна. — Слушаю вас.
— Э, как ты можешь быть за него… Что ты можешь? Ты можешь выслушать, записать, и все. А полковник Левин мог решить вопрос. Эх, не повезло…
Она озадаченно уставилась на якута. Сроду не угадать, где потеряешь и что найдешь. Удачно она вышла на прием в медицинской форме, проговорился осужденный, не увидел опасности в… кем он ее посчитал? Личной массажисткой начальства среднего пошиба? Кем-то вроде точно. Третий раз она уже слышит вздохи о полковнике Левине. Не пора ли сделать выводы? Ай да якут. А ведь рвался в комиссию по помилованиям полковник, еще как рвался. Она тогда подумала — не доверяет профессионал службы охраны неопытной девочке, подстраховать от глупых ошибок хочет. А вот теперь думает… думает, что пора бы полковника в комиссию по помилованиям таки пригласить. Но не в качестве сопредседателя. Ибо возникли вопросы.
Она быстренько отправила срочный вызов полковнику и вопросительно уставилась на заключенного, мол, дальше вздыхать будем или к сути перейдем? Или, может, сразу на зону потопаем в сопровождении рекса, а? Якут понял правильно, в последний раз вздохнул и заговорил. Она немножко даже послушала. Угу, ни в чем не виноват, страдает невинно, верит-надеется-ждет, что новое руководство Седьмого каторжного примет справедливое решение… справедливое, значит?
— Одорусов Борис Васильевич, осужден Особой тройкой за радикально-националистическую деятельность…
— Берген, не Борис, — деликатно поправил якут. — Приезжим трудно разобраться в нашей жизни, принять правильное решение… не было никакой деятельности! У нас было местное культурное общество, полезными для людей делами занимались, организовывали наши национальные народные праздники, чтоб весело жилось в нашей прекрасной Якутии, детям помогали учить язык бабушек-дедушек! Разве за это можно сажать?
— А также требовали закрепить за местными жителями право преимущественного пользования природными ресурсами республики и запретить промышленные работы в местах компактного проживания автохтонного населения… — рассеянно добавила Зита, проглядывая по диагонали дело.
— Не требовали, обращались к властям с просьбой! Как можно на своей земле быть отлученным от земли? Как смотреть спокойно, когда губят нашу природу? Как поддерживать наши древние традиции, если…
— А вот с этого места поподробнее, — остро глянула она. — насчет «своей земли». Своя — это какая? И чья — своя?
— Якутия — мой родной край, — терпеливо объяснил якут. — Здесь жили мои предки…
— Понятно. Предки, значит. Заключенный Одорусов… появился на свет в роддоме № 2 города Ленска. И город, и роддом построены Россией. Учился в школе — преподаватели обучались в российских вузах, учебные программы, учебники составлены и изданы в России… Учился в вузе сам — то же самое, работал… Мысль понятна? Откуда — якут? О какой «своей» земле идет речь? Здесь всё — Россия, и все мы русские. Конкретно сейчас — Российская заполярная социалистическая республика, мононациональная по конституции.
— Э, девушка, ты молодая еще, не понимаешь… — закряхтел якут. — У каждого народа свои особенности! Мы, якуты, не можем жить без наших рек, лесов, мы истинные дети этой земли…
— Вы — жители республики, — заметила Зита. — Вовсе не «дети земли».
— Вот и ты не понимаешь, — улыбнулся якут. — Потому что ты пришлая. Мы — якуты. У нас свои традиции…
— Можно и так, — легко согласилась она. — Не желаете равенства, не очень-то и надо. Вы якуты. Мы русские. Примем как данность. Несколько сотен лет назад мы вас завоевали. Все, вопрос с Якутией закрыт. Мы, русские, забрали эту землю себе по праву победителей. По справедливости нужно было мужчин вырезать, женщин взять в наложницы, детей переучить на язык победителей, так все делали тогда, якуты в особенности по отношению ко всяким тунгусам. Через поколение о якутах некому было бы вспомнить. Мы, русские, поступили иначе. Считаете, ошиблись? Борис Васильевич, сейчас законы в республике простые и понятные, можем исправить ошибку.
— Э…
— Да, ошибки надо исправлять, — кивнула она своим мыслям. — Из материалов дела: за время существования вашего культурно-этнографического общества в окрестной тайге пропали две геологоразведочные партии…
— Да, тайга очень опасное место для тех, кто не привык к ней с детства…
— … а данные прослушки ваших закрытых «уроков родного языка» однозначно свидетельствуют о призывах «оберегать родную землю от чужих всеми силами и средствами». Вывод озвучить или сами догадаетесь? Вы, кстати, профессиональный охотник. Берген, если не ошибаюсь, означает «меткий»?
— Неточный перевод! Речь шла…
— Вот за речь и получите. Были бы доказаны убийства — получили бы расстрел. Прочтите решение комиссии по помилованиям, распишитесь.
Якут неверяще посмотрел на «продлить срок каторжных работ на десять лет без права досрочного освобождения», побледнел и вышел. Она снова уставилась в окно на безрадостный пейзаж. Неисправим. Неисправим. Отработал в шахте семь лет, но так и не принял, что национальностей отныне нет… И куда их, таких, девать? Они все работают в надежде на освобождение. Пусть даже нескорое. Когда распространится информация, что осужденным никогда не вернуться в цивилизацию, что тут будет? Вопросы, одни вопросы без ответов. И Кунгурцев с предложениями не спешит. Тяжеловата оказалась задачка для генерал-майора секретной службы. Оно понятно, на предыдущий опыт не опереться, раньше вопрос решался с изящной простотой — нет лишних людей, нет и проблемы…
— Наконец-то я поймал ваш неуловимый штаб! Это кто у меня распоряжается на дистанциях, а? Кто мне тут лепит дебильные решения? Ты кто такая вообще, медсеструтка?! Где полковник Левин?!
Зита изумленно развернулась на властный голос. Она встречала его раньше! Вот эту всесокрущающую властность в жизни не забыть! Прет огневой платформой абсолютной проходимости! Ну и кто?..
Огромный мужчина в дорогущей «заполярке», положенной по аттестатам высшему армейскому руководству, навис над ней, выпятил тяжеленную челюсть, так бы и врезать наглецу по ней…
— А, вот секретка… ну-ка отодвинься!
Она на автомате перехватила руку, потянувшуюся к аппарату секретной связи, и вывернула. Стальная хватка, наработанная на обработке кожи, никуда не делась и регулярно доставляла ей неудобства, но сейчас пришлась в самый раз. Мужчина охнул сквозь зубы, рванул и выдернул ее из кресла, как пушинку. Вот это мощь! Она внезапно вспомнила точно такую же ситуацию, вот так же она вывернула руку одному «владельцу заводов, газет, пароходов», и так же чуть не взлетела к потолку… Тогда она, правда, была полегче. Значит, не страдал товарищ на зоне все эти годы, сохранил здоровье и спортивную форму, как бы даже не прибавил…
— Какие люди, и без конвоя! — сказала она озадаченно. —
