Фьордом, и старый челн отправился в плаванье к Твердышу Драконоборцев.
* * *
Облака цеплялись за горные вершины, оседали моросью тумана на лицах путников, растекались сизой дымкой, сливаясь с водами Фьорда вдали. Попутный ветер трепал черные космы стоящего на носу Возгара.
— Далече еще? — Тур подошел походкой бывалого моряка, каждым шагом улавливая ритм легких волн.
— Отколь мне знать? — наемник выгнул бровь.
— Поздно таиться, когда все мы в лодке одной до завтра заперты, — ярл примирительно улыбнулся. — Ты из люда Фьордов будешь. По стати видно тех, кто с водой с рожденья на «ты». Да и знаю я кое-что про тебя, потомок Светозара.
— Походу все тут знаньями богаты, кроме меня самого, — воин усмехнулся криво, вспоминая намеки Яры, иносказания Виданы и видения одноглазой Бриты. — Иль по сыскным спискам подноготную мою прошерстили?
Воевода рассмеялся в голос:
— Неча делать мне больше, как каждого, мелкими заказами промышляющего, на особый учет брать! Да и не бесчинствовал ты на своем веку, в отличие от Дировых выродков, так — пошаливал по дури слегка.
Возгар обиженно засопел, принимая от воеводы слова про мелкую шалость и дурь.
— Не кривись, як дите малое. Проживешь с мое, коль не совсем дурак, сможешь по одному жесту и слову оброненному встречного понимать. Тропы пройденные оттиск свой оставляют — и на облике и на натуре самой. Вот ты, даром что не местный и сто подошв уже сносил, по всей Вельрике странствуя, а основа никуда не делась.
— И какова ж она, основа-то? Предков величие в ней, иль убожество сына рыбацкого, в отрочестве осиротевшего? — наемник хмурился недовольно, но что-то в ярле располагало, позволяло дать в душу заглянуть. Может спокойная сила старшего и повидавшего многое, а может, знал тот какой секрет, отчего вэринги к нему точно к батьке родному тянулись.
— Вместе все. А еще то, что драконоборцы для тебя не пустой звук и знаешь ты про них больше, чем молва досужая в сплетнях разносит. Или скажешь, я не прав?
Голубые глаза пронзили черные острым взглядом. Возгар поежился, как от озноба и привычно сжал в кулаке теплый драконий коготь.
— Твоя правда, ярл. На Твердыш Пращура меня штормом вынесло. В том гневе буйном старшие в роду жизни отдали, а я чудом жив остался… — Не к месту вспомнился сон с бесстыжей девкой, волокущей его раненого по черному песку в укромный грот. Наемник отмахнулся от неуместных образов, как от мухи назойливой и продолжил, — Слова плохого сказать про люд тамошний не могу. Приняли меня, на ноги поставили, остаться звали. Свой первый лук я там взял в руки, там же и стрелу выточил и тетиву сплел. Мечтал, как великие драконоборцы стать. Да оказалось не в битвах их учение, а в том, как мир сохранить.
— А юнца в схватку тянуло, удаль показать, синяков набить, да противникам на орехи выдать? — понимающе ухмыльнулся старый вояка. Возгар согласно кивнул в ответ.
— А сейчас? — Тур вновь смерил лучника внимательным взглядом.
— За добрый мир или за честную битву ратую — это знать хочешь? — наемник задумчиво уставился в горизонт. Ответ не шел, не открывался в недрах души и не спешил сорваться с уст. Долгую паузу прервал громкий плеск — что-то серебристой молнией упало с неба в воду слева от борта. Раз — и еще один плеск уже с правой стороны.
— Жабий дождь что ли? — воевода задрал голову к небу, по которому неторопливо плыли белоснежные облака.
— Так квакать должно, разве нет? — ухмыльнулся Возгар, внимательно изучая воронье гнездо на мачте. Оттуда, сверкнув серебром, выскользнула сельдь и, задев скользким хвостом ярла по носу, упала у их ног. Следом за рыбиной с мачты спикировала еще одна, на сей раз прицельно метящая в лучника, но тот ловко увернулся, снимая с плеча лук, выхватывая стрелы и прицеливаясь. Пятая по счету сельдь легла на палубу в аккурат между наемником и Туром.
— Кажись я знаю, кто по нам огонь открыл, — ярл, останавливая, положил руку на древко. — Хитрая морда, покажись — не таись! — гаркнул, будоража всех на борту. На верхушке мачты мелькнула хвостатая тень и, шустро соскользнув вниз, рванула под защиту Скёль. Рунопевец подхватил зверька на руки и осуждающе зыркнул на воинов.
— Будто это мы селедкой в людей кидаться удумали, — Возгар показательно надулся, отчего разом звонко рассмеялись Яра и Мошка, а Усинь, вторя им, заржал.
— И ты туда же! — высказал коню лучник. — Попросишь у меня в следующий раз лакомства, припомню, как старого друга на меховой комок променял!
Обозванный «комком», дразнясь, вновь показал язык и резво скрылся под навесом, откуда вылетел стрелой через пару мгновений под громкую ругань кормчего:
— Вернись, навье отродье! Не по твою шкуру яблок мешок припасен!
Ответом стал сочный хруст — это Усинь с аппетитом уплетал принесенный ему Мокроусом краснобокий фрукт.
— На муфту пущу! — исходил на слюну моряк, гоняясь по палубе за откровенно издевающейся над ним юркой выдрой. Глядя на кульбиты шустрого зверька Возгар и другие путники уже не сдерживали смеха, держась за животы.
— Ишь, развеселились, — выдохнул выбившийся из сил кормчий, устало привалившись к мачте, по которой только что взлетел хвостатый хулиган. — А я-то, дурень, все гадал, кто припасы ворует. Думал уж пошукать — может злыдень какой без ведома на лодку пробрался, а то оказывается тварь хвостатая, что я на груди пригрел…
Никто не придал значения его словам, только Мошка отчего-то закашлялся, да кумачевым на лицо стал под цвет плаща, а Яра замолкла, озираясь и втягивая соленый воздух полной грудью.
* * *
Обитель драконоборцев не зря прозвали Твердышом. Гладкий камень, вылизанный волнами, поднимался над поверхностью Фьорда. Прямо на скале росли кривые от постоянных ветров деревца. Глубоко в воды уходила каменная гряда с узким деревянным настилом и причальными столбами. Возгар помнил шторма, когда гнев драконий накрывал эти мостки, точно пытаясь стереть их с поверхности. Здесь, на голых камнях, у подножия тонущих в низких облаках гор приютились потомки великих воинов прошлого.
Наемник оглянулся — хотелось разделить миг с Ярой, рассказать, как вон в той хибаре на отшибе прожил целый год, как лазал вместе с козами по узким тропам, вспомнить вкус верескового взвара с брусникой и толокном, да и просто прижать к себе своевольную хапунью, вместе ступая на Твердыш. Но рыжая пропала. Когда это случилось, Возгар толком не ведал. Всю ночь была рядом, спала на его плече, ворочаясь беспокойно, то и дело подскакивая, тревожно прислушиваясь.
— Уймись, неугомонная. Тут все свои, да и я
