отрываюсь от нее. Внимательно разглядываю. Тая и впрямь выглядит устало. Худенькая, стройная, миниатюрная. Она такая хрупкая в моих лапах, а еще она носит моего ребенка.
— Устала, малышка? — глажу ее по волосам.
— Да. — признается, — спина немного болит.
— Ложись, сделаю тебе массаж.
Девушка удивленно улыбается.
Я тянусь расстегнуть ее спортивный костюм. Она помогает мне снять с себя футболку. Ее красивую высокую грудь скрывает кружевной лифчик. Но мне он будет только мешать. Я осторожно расстегиваю крючки, дергаю его на себя, и отбрасываю в сторону.
Ее миниатюрная грудь острыми сосочками тянется ко мне. Так бы и пропустил их сквозь губы, поперекатывал на языке, но я обещал массаж и прекрасно помню об этом.
Наверно, ее посещают те же мысли, потому что теперь грудь девушки бесстыдно торчит острыми сосочками мне навстречу. А вот Тая, наоборот, стыдится своей наготы. Щечки ее мило краснеют, и она тянется прикрыть грудь руками.
Осторожно, но настойчиво опускаю ее руки, проведя по ним вверх-вниз. А потом дотрагиваюсь до жаждущих внимания идеальных грудок. Соски под моими ласками моментально твердеют, поднимаются, и даже немного темнеют. Тянусь зарыться в них лицом. Целую, засасываю губами, прикусываю, дую на них. Член моментально деревенеет во влажных плавках, оттопыривается в них.
Но тут же вспоминаю, что Тая устала, у нее болит поясница, а мне лишь бы трахнуть ее только. Не пойдет так.
— Ложись, милая. На животик.
Укладываю Таю на кровать, на живот, пока это возможно.
Сам усаживаюсь рядом, чтобы ее не раздавить. Я такой медведь по сравнению с ней.
Начинаю нежно разминать спину, спускаясь по острому позвоночнику к пояснице.
— Так нормально?
— Хорошо, Дав. — довольно мурлыкает разомлевшая девушка.
Черт, как же мне хорошо с ней! Она — просто подарок мне за все мои страдания, награда за все искупленные грехи. Даже подумать не мог, что так, нежданно негаданно встречу свое счастье. Да еще и при каких обстоятельствах!
Черт, ненавижу Бондаря, за то что он сотворил! Ненавижу себя, за то, что причинил Тае столько боли. А она — невинный ангел, доверяет мне полностью. Еще и влюбилась в меня. Не представляю, как ей будет больно, если она вспомнит правду.
Через пару минут девушка уже крепко сопит, сомлевшая от моих ласк. Любуюсь ею, спускаюсь поцеловать в сладкие губы. Он — точно ангелок. А я — жестокий демон, что растерзал ее.
Тянусь укрыть ее пледом. Тая устраивается на подушке так уютно, точно кошечка.
— Спи, малышка. — тихо произношу.
Перед глазами все то дерьмо, что сотворил с ней тем вечером. Мне мерзко и противно от самого себя. Выхожу за дверь. Курить охота. А еще выпить. Эх, был бы жив Демид. Я бы признался ему во всем этом. Он бы понял меня. Или в глаз бы дал, чтобы мозги на место встали. А потом бы мы бухнули вместе, как в старые добрые времена. Да, братишка, как же мне тебя не хватает…
Выхожу на террасу второго этажа. Черт. Там Мадина. Медленно курит, озабоченно глядя в даль. Хочу уже съебаться по-тихому от нее, но у нее точно глаза на затылке.
Тут же оборачивается и лыбится мне белоснежными винирами.
— Не спится? — низкими грудным голосом спрашивает.
— Ты куришь? — в свою очередь удивляюсь я.
— Да, как Демида не стало, приходится хоть чем-то снимать стресс. — демонстративно затягивается, стряхивая пепел со второго этажа.
— Плохая идея. — морщусь я.
Не люблю, когда женщины курят. Не нравится мне это. Мать никогда не курила, Тая тоже, ни капли спиртного, ни затяжки, а Мадина, кажется пустилась во все тяжкие.
— У тебя есть идея получше? — заламливает идеальную бровь.
— Например, книжку почитать. Или сыном заняться. — предлагаю я.
— Сыном я занимаюсь каждую свободную минуту! — дергает острым плечом. — А книги… сам-то давно читал?
— Давно. — угрюмо признаю. — Не до литературы мне.
— И мне.
Мадина тушит сигарету об пепельницу, прекращая курить.
— Откуда ты ее откопал, Дав? — смотрит прямо в глаза. — Ее раньше не было. Я бы знала!
Напрягаюсь. Знала бы Мадина всю правду о том вечере… стала ли бы она общаться со мной, после всего этого? Впрочем, на мнение Мадины мне похер.
— Встретил девушку. Познакомились. Понравилась. — пожимаю плечами, стараюсь выглядеть убедительнее.
— Вот так все просто, Дав? — снова стреляет в меня ресницами. — Ты же пипец какой сложный, противоречивый. — голос ее становится медовым-медовым, эдаким противным, тягучим. — А девчонка эта — простушка. Ну чем она могла зацепить такого классного мужика, как ты?!
— Сердцу не прикажешь. — говорю банальность.
— Вот именно, Дав! — подается ко мне. — Ты прав на сто процентов!
Пячусь от нее. Как мне не нравится все это. Такое чувство, что Мадина в последнее время как с цепи сорвалась и хочет трахнуть брата своего покойного мужа во что бы то ни стало!
— Не могу я приказать сердцу, Дав! Не слушает оно меня!
— Мадин, держи себя в руках. — хмурюсь я. — После смерти Давида прошло всего три месяца. А ты ведешь себя как…
— Не могу! — почти истерически выкрикивает. — Ну неужели не видишь, как с ума схожу по тебе! Как страдаю!!! Неужели не чувствуешь ни капли моей любви?!
— Прекрати, Мадин! В тебе сейчас горе говорит. А еще то, что я похож на Демида, вот ты и ищешь его во мне. Но я — другой человек, я — не он, пойми!
— Я знаю, что ты не он, Давид, и я осмысленно хочу именно тебя!
— Между нами не может быть ничего общего, Мадин. — не нравится мне все это.
Девушка хмурится, закусывает накаченные губы. Если бы так сделала Тая, то я бы сразу ей в рот засадил, или членом, или на крайняк языком, но к Мадине я и близко не чувствую ничего подобного…
— Это все из-за нее, да, Дав? — горько хмыкает Мадина. — Из-за этой простушки?
— С чего ты взяла, что она простушка? — не знаю зачем, ввязываюсь я в бессмысленный спор.
— Да потому что, Давид, она — никакая!!! Ну никакущая просто! Ни рожи, ни кожи!
— То ли дело ты, да, Мадина? — хмыкаю я, оглядывая ее сделанную в кабинете у пластического хирурга идеальную
