брал? — вскинул бровь Войцех. — И правда, не время сейчас такими родичами хвалиться. Но оставить тебя… Как можно?
— Не будет меня, — твердо ответила пани Жолкевская, — крестьяне разбегутся, урожай пропадет. Сейчас жизнь спасут — потом с голоду помирать будут. А пока я здесь… Меня они будут защищать, Войтусь. Ты сам видел.
— Почему?
— Потому что из Жолок фуража втрое вывезли против того, что с полей собрали, — со спокойным достоинством ответила Каролина, — не ты первый приезжал. А на зиму все равно осталось. И амбары снова полны, на случай, если еще кто в Жолки заявится. Я из своих средств платила за овес и сено. И еще заплачу, коли понадобится. Но мои люди голодать не будут.
— Вот ты какая! — восхищенно прошептал Войцех. И тут же нахмурился. — За мной долг, ясновельможная пани.
— Не последнее отдала! — гордо вскинула голову Каролина. — И думать забудь. Целуй меня, ангел мой. Целуй жарче. И ни о чем не жалей.
* * *
В последующие десять дней отряд поручика Шемета отбил три неприятельских обоза с зерном, направлявшиеся к Полоцку, взял в плен двух младших офицеров и три десятка нижних чинов, доставил командованию бесценные сведения о циркуляции разъездов противника. За это Войцех трижды ухитрялся вырваться в Жолки. Глаза его теперь непрестанно сияли голубым пламенем, на щеках играл легкий румянец, губы то и дело складывались в задумчивую улыбку, какая бывает у человека, уходящего в приятные воспоминания. В манере его появилась некоторая бесшабашность, то «сам черт не брат», которое зачастую позволяет достигать успеха в самых рискованных и невероятных положениях. Настроение это передавалось его гусарам, догадавшимся, куда отлучается по ночам командир, и всецело одобрявшим его эскапады по причине знакомства с их предметом.
Отряд возвращался из очередного разъезда. Войцех, несмотря на моросящий дождь, заставлявший плотно кутаться в сырой и тяжелый плащ, пребывал в приподнятом настроении. В середине отряда ехал перехваченный французский курьер, судя по офицерским эполетам и холеной лошади, не слишком утомленной длительным переходом, с весьма важными сведениями в притороченной к седлу кожаной сумке. Документы Шемет, понятное дело, оставил на рассмотрение начальства.
На развилке, уходящей через лес к маленькой деревеньке, название которой не уместилось на карте, отряд перехватил испуганный мальчонка, босой и взъерошенный, верхом на неоседланном пахотном коньке. Завидев гусар, он ударил коня пятками, еще издали закричав:
— Беда, пан офицер! Беда!
Войцех, не теряя времени на выяснение обстоятельств, разделил отряд, препоручив захваченного курьера заботе десятка гусар, а сам, со вторым десятком, размашистой рысью свернул на деревенскую дорогу.
Уже на подъезде послышались шум, крики, женский визг. Раздался одинокий выстрел, и какая-то баба истошно заголосила. Войцех, с трудом сдержав желание немедленно ринуться вперед, сделал своим гусарам знак остановиться, и, спешившись, подошел к опушке, скрываясь в густых кустах.
Первое, что бросилось в глаза, — голосящая простоволосая баба, обнимающая обмякшее тело мальчишки лет десяти. Крестьяне — мужики всех возрастов, пожилые бабы и малые дети, кучей столпились у околицы. Десяток французов в мундирах пехотного полка, окружил их, держа под прицелом. Еще несколько мародеров, тоже с ружьями на изготовку, следили за погрузкой двух подвод, запряженных косматыми лошаденками. Из деревни доносился стук и лязг, очевидно, остальная часть неприятельского отряда прочесывала дома в поисках поживы.
Из ближайшей избы появился француз, на ходу застегивая рейтузы. Он бросил в телегу двух связанных за лапы кур, перехватил ружье у стоявшего на страже солдата, тот бегом припустился к избе. Один из мужиков рванулся из толпы, но упершийся в грудь штык остановил его. Донесшийся из избы высокий женский крик послужил для Шемета последней каплей. Он бегом вернулся к своим, вскочил в седло.
— По пятеро с двух сторон! Галопом! — срывающимся голосом приказал Войцех. — Вперед! Врага не жалеть!
Гусары влетели в деревню на полном скаку, опрокинув ошеломленного противника стремительным натиском. Несколько выстрелов все же прозвучали, один гусар качнулся в седле, схватившись за бедро, но тут же выпрямился, полоснув клинком неприятеля через все лицо. Французы бегом кинулись к ближайшему сараю, в тонких глинобитных стенах тут же появились черные проломы, в них заблестели ружья.
Мужики, быстро оправившиеся от страха при виде нежданной помощи, похватали вилы и топоры, рассыпавшись по деревне в поисках отставших мародеров. Войцех, соскочив с коня, стремглав ворвался в избу, откуда доносился женский крик, разрядил пистолет в лицо ожидавшего своей очереди со спущенными штанами плюгавого француза, одним движением сдернул другого с плачущей девчонки лет семнадцати, вторым разрубив его от плеча до пояса.
Вылетел наружу с перекошенным от гнева лицом. С разбежавшимися по деревне французами уже было покончено, оставались только запершиеся в сарае стрелки.
— Что делать будем, пан офицер? — приступил к нему седой старик в испачканной кровью рубахе. — В полон брать, али как?
— К черту! — скрипнул зубами Шемет. — Не стану я своих людей под пули этой сволочи посылать. Несите факелы. Выкурим.
— Не выкурим, — мрачно усмехнулся старик. — Я уж дверь бревнышком подпер, пан офицер. Поджигать, что ли?
— Жги! — хрипло ответил Войцех и отвернулся.
* * *
На следующее утро поручик Сенин, обеспокоенный исчезновением Войцеха из-под совместного крова еще до рассвета, отправился бродить по лагерю в поисках друга. Обнаружил он Шемета, облаченного в грязный китель, позаимствованный у Онищенки, на хозяйственном подворье. Поручик Шемет ожесточенно рубил саблей коровью тушу, подвешенную к мясному крюку, вбитому в перекладину.
— Чем это тебе животинка досадила, Шемет? — усмехнулся Сенин.
— Не мог я этого сделать, — вместо ответа покачал головой Войцех, — не мог…
— Чего?
— Он же в мундире был, Мишка. А я… Почти пополам. Так и вижу, как голова на бок клонится… Неужто померещилось?
— Вот я и говорю, Шемет, что животинка тебе ничего дурного не сделала. Потому и не можешь. И в бою не сможешь. Моли господа, чтобы больше никогда не пришлось такого увидеть, чтобы сила нечеловеческая появилась.
— Некого молить, Миша, — вздохнул Войцех, отирая клинок. — Но ты прав, пора заканчивать эту ерунду. Не то всю тушу в фарш изрублю, кашевары не простят.
Их разговор прервал неожиданно подошедший поручик Глебов, адъютант Шефа. Молодой офицер, не раз отличившийся в боях, сейчас был мрачнее тучи.
— Что случилось? — тревожно спросил Сенин.
— Светлейший, мать его, князь, Москву без боя сдал, вот что случилось, — сплюнул Глебов, — уже десять дней как. Курьер к Витгенштейну так и не доехал, должно в дороге перехватили. У французишки твоего, Шемет, в бумагах обнаружилось.
— Kurwa ma?! — клинок
