не знала и сомневалась, что это знает сама Корделия.
– Не похоже, что он исцелён, – признал Дэш, следя взглядом за дракодилом, который пронёсся над пальмами и выпустил очередной поток пламени.
Ларкин почувствовала жар огня на своём лице и хотела отвернуться, но не смогла отвести взгляд от пожара – роща, где она когда-то играла, теперь сгорала дотла.
– Гниль вернулась, – тихо произнесла Ларкин, и её голос был едва слышен из-за гула пламени и визга дракодила.
– Но до нас она не доберётся, – отозвалась Корделия, вытирая слёзы и расправляя плечи. – Если мы останемся на воде и проплывём мимо…
– Мы не можем так просто уйти! – воскликнул Зефир, оторвав взгляд от бушующего огня и посмотрев на Корделию широко распахнутыми глазами. – Мы должны помочь.
– Помочь? – переспросила Корделия, рассмеявшись так резко и отрывисто, что это вообще не напоминало смех. – Что мы можем с этим сделать? Это дракодил! Огнедышащий! Даже если он не причинит нам вреда, мы не сможем подойти достаточно близко и при этом не поджариться!
Какая-то часть рассудка Ларкин понимала, что Корделия права: невозможно ступить в рощу Серебряных Пальм и не превратиться в шашлык. Но столь же невозможно было стоять на плоту и плыть мимо, не делая ничего, чтобы помочь.
Слева от них виднелась полоса песка, расположенная достаточно далеко от пальм, чтобы огонь не коснулся её. Пока. Если она правильно рассчитает время, то сможет спрыгнуть с плота и…
И что? Даже если она спрыгнет с плота, даже если ей удастся добежать до рощи, не сгорев, даже если ей удастся добраться до дракодила… Что же ей тогда делать?
Конечно, Зефир на какое-то время исцелил Лабиринтовое Дерево, но у Зефира были волшебные сопли. А у Ларкин – нет. У неё не было ничего, что могло бы ей помочь, только внутреннее убеждение, что она не может стоять в стороне и ничего не делать, пока дракодил неистовствует, а роща горит.
Они уже подходили к песчаной отмели, и у Ларкин больше не было времени на раздумья.
Она прыгнула.
24
Как только Ларкин ступила в рощу, она почувствовала всей кожей жар от пламени: сначала он был тёплым, а потом стал жгучим. Это было сравнимо с тем, как бывало, когда она приходила домой после целого дня, проведённого на улице под солнцем, но до того, как мама намазывала её желе из алоэ с ног до головы. Больно пока что не было, но Ларкин знала, что это лишь вопрос времени.
Её босые ноги утопали в песке, пока она бежала, оглядываясь по сторонам в поисках чего-то, хотя она сама не знала, чего именно. Сейчас она осознавала, что ею в основном руководит инстинкт, как будто её тело действовало само по себе, а разум был только в качестве помощника.
– Ларкин! – раздался позади неё голос Корделии, сопровождаемый звуком шагов. – Ларкин, вернись!
Ноги Ларкин не подчинились зову Корделии, хотя всё остальное её существо стремилось послушаться. В нескольких шагах от неё с дерева упала ветка, объятая пламенем, она упала на песок и разлетелась искрами.
Ларкин вздрогнула, вскинула руку к лицу и приготовилась к боли от ожога… но ожога не последовало. Когда искры коснулись её кожи, она почувствовала лишь уколы чего-то незримого, как будто Дэш провёл руками по воздушному шарику, а потом дотронулся до неё – да, это был укол, но не болезненный. И уж точно не ожог, которого она ожидала.
– Ларкин! – снова раздался голос Корделии, но теперь в нём звучала паника. – Ты в порядке?
– Я в порядке, – ответила Ларкин, произнося слова с изумлением и больше для себя, чем для Корделии. Она повысила голос, чтобы подруга могла её услышать: – Я в порядке! Не подходи, Кор, я не пострадала.
Она действительно не пострадала. Невероятным, невозможным, магическим образом не пострадала.
Огонь бушевал вокруг неё. Его жар всё ещё согревал её кожу, но он уже не пугал её – теперь не пугал. Ларкин снова двинулась вперёд, а когда дошла до упавшей пальмовой ветви, не удержалась и протянула руку, коснувшись кончиками пальцев её края, где плясало синее пламя.
И снова под её кожей вспыхнул разряд, который колол, словно крошечные иглы, но не причинял боли, а когда она отдёрнула руку, пальцы выглядели так же, как обычно. Помнится, когда в шесть лет Ларкин потянулась, чтобы потрогать стоявшую на плите кастрюлю, пока её мать отвернулась, всё было иначе. Сейчас её кожа не была красной, на ней не было ни волдырей, ни трещин. Ей не было больно.
Ларкин слабо выдохнула, пытаясь осмыслить происходящее, но не смогла. Огонь просто не обжигал её.
«Магия», – подумала она, и это слово привело её в трепет. Магия, которую она так долго жаждала, магия, которую – как она сказала Корделии, – Ларкин больше не желала… хотя в какой-то степени это было ложью. Она всё ещё хотела магию, но не нуждалась в ней так отчаянно. Она знала, что может быть счастлива и без неё.
А теперь наконец-то магия решила прийти к ней!
В горле Ларкин зародился смех, но он быстро угас, когда на неё упала тень, окутав её прохладной полутьмой. Подняв голову, Ларкин увидела силуэт дракодила, пролетающего над нею. Он издал вопль, от которого у Ларкин завибрировали кости, и выпустил ещё одну струю пламени, зацепив верхушку другой пальмы.
Ларкин сделала глубокий вдох и закричала в ответ – звук, вырвавшийся из её уст, был ближе к дракодильему языку, чем к человеческому. Она захлопнула рот, широко раскрыв глаза. «Что это было?»
«Остановись, – хотела сказать она. – Спустись сюда».
И даже если она произнесла совсем не это, похоже, именно так её крик прозвучал для дракодила. Он настороженно смотрел на Ларкин, спускаясь к земле по спирали и приземляясь в нескольких футах перед девочкой, его большие крылья подняли такой ветер, что Ларкин отступила на шаг, но сразу же остановилась и встретилась взглядом с дракодилом.
– Ларкин! – крикнула Корделия. Её голос звучал уже ближе, и хотя Ларкин не осмеливалась оглянуться, она знала, что Корделия последовала за ней, несмотря на все предупреждения.
– Всё в порядке, – сказала Ларкин, не сводя глаз с дракодила и стараясь, чтобы голос звучал ровно. Дракодил недоверчиво смотрел на неё, из его ноздрей шёл дым, словно в любой момент он мог сделать из неё шашлык. Может, Ларкин до сих пор не обожглась, пройдя через горящую рощу, но ей не хотелось подвергать свою новообретённую магию такому смертельному испытанию. – Я… он слушает
