через кухонную стойку, как будто меня притягивает к нему магнитом.
И вдруг понимаю, что не хочу пока ничего ему рассказывать. Хорошо бы растянуть это мгновение, чтобы Себастьен остался таким, каким я его знаю.
Только как? Я тереблю браслет папиных часов, и тут меня осеняет. Френч-тосты с пеканом. Это блюдо папа изобрел специально для меня и готовил целую гору вкуснятины перед каждым спектаклем. Собственно, больше ничего я приготовить не способна.
– Давай я приготовлю завтрак, – предлагаю я.
Себастьен вопросительно хмурится.
– Я хотела бы поблагодарить тебя за вчерашнее, – объясняю я.
Он хмурится еще сильнее. Я понимаю. Вчера он вел себя не лучшим образом. Тем не менее перевязал мне ногу. И принес кофе с ликером. Как он догадался, что я люблю ирландский кофе?
Наверняка он тоже любитель френч-тостов. Во всяком случае, их любит мой воображаемый Себастьен – видимо, потому, что появился на свет одновременно с пьесой и папиными ужинами.
Если я завоюю расположение Себастьена, то он снисходительнее отнесется к моему признанию, что был героем всех моих историй с незапамятных времен.
Я решаюсь: смело обхожу кухонный остров и становлюсь рядом с ним к плите. Прежняя Элен никогда бы так не поступила. Теперь я другая, храбрая и отважная.
– Садись и отдыхай. Я приготовлю свое фирменное блюдо – френч-тосты с орехами пекан.
Его глаза удивленно расширяются.
– Я действительно люблю френч-тосты.
При мысли о том, что вкусы настоящего и воображаемого Себастьена совпадают, у меня екает сердце. Впрочем, он тут же добавляет:
– Хотел бы я знать, кто их не любит.
Тем не менее он уступает мне место у плиты и садится на барный табурет с другой стороны кухонного острова. Берет с тарелки кусочек бекона.
Я сжимаю губы, чтобы скрыть улыбку, и приступаю к работе. Найти все необходимое не составляет труда; такое впечатление, будто я давно знаю эту кухню и что в ней где находится. Кухонные принадлежности лежат в выдвижном ящике слева от плиты. Коричневый сахар, кукурузный сироп и орехи пекан – на верхней полке в кладовой, а кленовый сироп – в холодильнике за молоком, между булкой хлеба и яйцами.
Однако сам процесс приготовления проходит… не совсем гладко. Когда я разбиваю яйца, в миску попадают кусочки скорлупы, и приходится их вытаскивать. Вытащив скорлупу, я плюхаю в яичную смесь молоко. Не помню, сколько класть корицы… Почему я никогда не запоминаю рецепты?
Обычно я покупаю готовые блюда или заказываю доставку. Знаете, бывают люди, у которых не растут цветы; у меня то же самое со стряпней. И все же надо верить в себя. Раньше я успешно готовила френч-тосты, и сомнение на лице Себастьена побуждает меня не отступать. Думаю, чем больше корицы, тем лучше. Добавляем. У меня все получится. Папа всегда говорил, что френч-тосты – не квантовая физика.
Украдкой бросаю взгляд на Себастьена: заметил ли он мои колебания с корицей? Непонятно. Его лицо хранит непроницаемое выражение.
Я отправляю нарезанный хлеб в форму для запекания и поливаю его смесью, чтобы пропитался.
– Теперь я приготовлю ореховый соус.
Губы Себастьена на секунду изгибаются, затем он вновь принимает невозмутимый вид. Подозреваю, что он раскусил меня и мою полную неспособность готовить. И зачем я решилась встать к плите?
Потому что я смелая. И чуточку безрассудная. Или крайне безрассудная.
Ладно, деваться некуда, надо приготовить умопомрачительно вкусный завтрак, и он поймет свою ошибку.
Зная, что за мной наблюдают, я волнуюсь больше обычного. Я бросаю в сотейник кусок масла, который моментально темнеет и начинает дымиться – видимо, перестаралась с мощностью.
– Эй, у тебя масло горит, – указывает Себастьен.
– Не волнуйся, разберусь! Ешь свой бекон. – Улыбаюсь я и неторопливо поворачиваюсь к плите.
Пресвятая богородица, оно сгорело! Можно, конечно, винить незнакомую плиту, которая нагрелась слишком быстро, но я прекрасно понимаю, что дело не в ней. Я и без того ужасный шеф-повар, а тут еще приходится играть на публику. Я шарю взглядом: где включается вытяжка?
– Вон тот диск с правой стороны на панели, – подсказывает Себастьен, хотя его никто не спрашивает.
Похоже, он не сердится, мои злоключения его забавляют.
Я включаю вытяжку и начинаю сначала. На этот раз я не отвожу взгляда, пока масло не растопится, после чего добавляю коричневый сахар, кукурузный и кленовый сироп и орехи. Как и в случае с корицей, я не помню пропорций и насыпаю ингредиенты на глазок. В результате получается какая-то липкая замазка. Одна надежда, что на вкус это лучше, чем на вид.
– Там у тебя все в порядке? – спрашивает с другой стороны стола Себастьен.
– Да, все прекрасно! – вру я.
Суровая правда заключается в том, что, возможно, нам придется завтракать одним беконом.
Я поджариваю разваливающийся хлеб, пропитанный молочно-яичной смесью.
Нет, я не повар. Я ходячая катастрофа с поварской лопаткой в руке.
Наконец я выкладываю на тарелку тост и ложкой намазываю на него ореховую замазку, похожую на коричневую слизь. Не слишком эстетичный завтрак. Надеюсь, что все-таки вкусный. Разве сахар, сироп и орехи пекан могут быть невкусными?
Тем не менее я прикрываю тарелку своим телом и спрашиваю у Себастьена:
– Взбитые сливки?
Отличная идея, которая поможет скрыть уродство французских тостов.
Он улыбается, забыв, что я нежеланная гостья в его доме.
– Да, пожалуйста. Я обычно пользуюсь готовыми Cool Whip.
Я чуть не взвизгиваю от восторга. Папа всегда использовал эту марку.
«Не исключено совпадение, – напоминаю я себе. – У меня нет монополии на Cool Whip».
Плюхаю их на тост Себастьена и двигаю к нему тарелку.
Вонзив вилку в мой катастрофический эксперимент, он откусывает первый кусочек, улыбается и говорит:
– Точно как я помню.
И замирает.
– Что ты сказал? – прищуриваюсь я.
– Э-э, ничего.
– Нет, я слышала. Ты сказал: «Точно как я помню». Что ты имел в виду?
Себастьен с громким стуком кладет на стол вилку.
– Ни за что не стал бы с тобой завтракать, если бы знал, что ты устроишь мне допрос. Я просто имел в виду, что французские тосты на вкус такие, какими я их себе представляю, ясно?
Почему он опять врет? Нет, теперь я не собираюсь отступать.
– Тебе это покажется невероятным, – говорю я, – но в «Ледяной выдре» я тебя узнала.
Он хочет возразить. Я поднимаю руку: молчи.
– Выслушай меня, пожалуйста. Я узнала тебя не по личной встрече… Ты в моем воображении.
На слух это звучит еще более абсурдно, чем в голове. Ладно, я уже начала, значит, надо продолжать.
– Когда я училась в восьмом классе, я завела себе придуманного друга и
