джазе, то его ровесник Вадим Демидов, завсегдатай музыкальной толкучки, уже вовсю слушал альтернативных Cocteau Twins, Dead Can Dance, Pixies и Сьюзанн Вегу.
— У него еще и тексты такие — будьте-нате!.. — говорит Чиж. — Нужно быть подготовленным человеком, чтобы в них врубаться.
(Благодаря Демидову, например, он узнал, что «Still Life» — название одной из «хроноповских» песен — это вовсе не «стильная жизнь», как логично было бы предположить, а всего-навсего «натюрморт».)
«“ГПД” являлась лучшей “хэви-командой” того времени, — говорит Демидов. — Чтобы покорить публику, у дзержинцев было много козырей. Во-первых, социально-пафосный текст. Во-вторых, фальцет Чижа (он верещал в мегагерцах!). Плюс — классная гитара Быни (“пилил” так шустро, что хотелось отрубить ему пару пальцев). А еще шоу (Майк рвал басовые струны зубами) и мелодичность, что в тогдашнем “металле” — редкость».
Но такое признание ГПД-шники получили не сразу. Их первый концерт в Горьком — как новичка рок-клуба — прошел неудачно: именно на выступлении дзержинцев «вылетели» пробки. Жена Майка Староверова кричала местным техникам: «Вы специально не дали им выступить! Они вам просто не нравятся!..»
Эту реакцию можно списать на женские эмоции, но всё же легкая робость у парней с индустриальной окраины имела место — тон в рок-клубе задавали «яйцеголовые». Даже «Нижегородские рок’н’ролльные ведомости», которые выпускал ГРК, порой напоминали стенограмму научной дискуссии. «Без всей совокупности знаний, — убеждал некто Лукас, — просто нельзя, скажем, проследить за трансформацией каких-нибудь эсхатологических мотивов у того же Б. Гребенщикова (хотя Р. Барт этого не одобрил бы!)».
Но парни пришли в ГРК не «развешивать интеллектуальные понты». Уверенность в себе придавал профессионализм. Инструменталисты с хорошей подготовкой были в рок-клубе большой редкостью — здесь даже лидеры групп являлись сплошь самоучками. «От Чижа за версту перло очень грамотным и интеллектуальным музыкантом, — говорит Кукина. — Он был сейшеновый человек: пригласили, он сел за рояль, подыграл, выдавая приметные, нефоновые соляки».
Что касается пробелов в эрудиции, тут ГПД-шникам помогла всё та же Кукина. В ее небольшой квартире стоял стеллаж размером с дверь, сплошь забитый книгами о музыке и самиздатом. Там были уникальные тексты: журналы, бюллетени, переводы и статьи, которые ей присылали со всей страны (она, в свою очередь, перепечатывала их на пишмашинке и вновь рассылала знакомым по всему СССР). Чиж брал у нее самиздатские журналы «Рокси», «РИО», «УрЛайт», перевод о музыке фьюжн, авторизованную биографию «Битлз», рассказики Даниила Хармса, тексты рок-н-ролльных песен.
Вскоре рок-клуб стал покоиться на трех китах — «Хронопе», Хрынове и «ГПД». Если в сборном концерте был заявлен кто-то из этих столпов (слово «хедлайнер» еще не употребляли), он выступал последним. («Кроме Полковника, — уточняет Чиж. — Тот всегда норовил отыграть самым первым, чтобы побыстрее напиться за кулисами».) Если же судьба сводила всех троих на одной площадке, их выпускали на сцену по мере возрастания децибелов — сначала Полковника с вечно расстроенной гитарой, потом полуакустический «Хроноп» и, наконец, забойный «ГПД».
— Нас очень любили, — утверждает Баринов. — Считалось, что мы не Дзержинск, а уже фактически Горький. Быня перебрался туда к своей новой женщине, и уже пошли разговоры, что скоро и вся «ГПД» переедет вслед за ним.
Кстати, Быня был единственным, кто всерьез задумывался о своем карьерном росте. «У него была мечта познакомиться с Валерием Гаиной из “Круиза”, — говорит Чиж, — сыграть с ним где-нибудь на стадионе и стать известным в своей стране. Нормальная мечта хорошего гитариста».
Когда молодежные газеты-журналы объявляли конкурс «Алло, мы ищем таланты!» (такие объявления зорко отслеживались), Быня тут же бросал клич: «Надо записать кассету и послать. Вдруг удача улыбнется?!» Чиж относился к подобным затеям скептически, но, как и все, спускался в подвал, где по ночам они старательно записывали два-три дубля своих композиций.
Именно с подачи Быни разнесся слух, что «ГПД» вот-вот пригласят на работу в Горьковскую государственную филармонию. «Это был как раз тот период, — пишет рок-журналист Илья Смирнов, — когда филармонии, не выполняя плана, начали привлекать в свой штат рокеров, хотя и не имевших дипломов консерватории, но зато умевших набивать молодежью большие залы и приносить доход».
Пример показал «Черный кофе», который в июне 1987-го дал концерт в Горьком как посланец Марийской филармонии. На работу в глухую провинцию москвичи устроились, чтобы без проблем получить т. н. «гастрольное удостоверение». Этот документ разрешал проводить легальные концерты по всей стране, в том числе и самые денежные — во Дворцах спорта и на стадионах. Разумеется, почти вся гастрольная выручка — как плата «за крышу» — перечислялась в кассу филармонии. Но даже тех «крох», что оставляли рокерам, вполне хватало для безбедной жизни. Вдобавок филармонии приобретали по госканалам для своих подопечных дефицитные усилители, фирменные гитарные «примочки», барабаны и микрофоны.
— Возможно, Быня пробивал какие-то подходы, либо ему что-то говорили, а он слепо верил, — говорит Чиж. — Если бы нас конкретно пригласили, я бы непременно туда ломанулся. Это было новое, интересное: поездить, вкусить гастрольный хлеб... Но, как ни крути, это была не моя музыка. Я приходил домой и как сумасшедший играл джаз.
«Мне кажется, он чувствовал свой потенциал, но не находил своему беспокойству формального объяснения, — считает Светлана Кукина. — Талантливый человек, он чует, что прыгнуть ему предстоит высоко, но до поры это ощущение всего лишь беспокоит его. Сергей вряд ли говорил себе в те времена: “...и я стану новой суперзвездой”. Его просто крутило, будоражило. Он называет это разладом с “хэви”. Не знаю. Он был так органичен во многих “метальных” вещах “ГПД”. Можно ли заставить плакать от песни, если она неискренняя?.. Я плакала не раз, а своим слушательским мембранам я очень доверяю, я была прекрасным слушателем».
1987–1988. Искушение «полит-роком»
Это было время, когда при словах «Ленинградский рок-клуб» все вставали.
Из воспоминаний Старого Рокера
Я порвал все письма, я порвал с прошлым.
Я сменил свой адрес, я пришел к тебе.
Я сменил гитару, я сменил струны...
О, моя перестройка, мама! О, моя новая жизнь!
Чиж. Моя перестройка, 1988
Горьковский рок-клуб сразу же стал втягивать дзержинцев в свои акции, и уже в конце ноября «ГПД» приняла участие в серии концертов «Рок-87».
— В воздухе что-то витало, — вспоминает Чиж. — В Дзержинске, может быть, перестройка мало проявлялась, но всё равно — понеслись фестивали, все стали петь политические
