Я никогда не отказываюсь от своих слов, Джиневра.
— Когда все пойдет не так, то скажу тебе, что я же тебе говорила.
Он ухмыляется.
— Не могу дождаться. А теперь поторапливайся, мне нужно успеть на встречу после того, как я отвезу тебя на работу.
Я поворачиваю обратно к дому, бросив через плечо: — У меня есть своя машина.
Как только захожу, мои ноги приветствуют тепло дома.
— Входите, пожалуйста, — я смотрю часы. У меня еще есть время, чтобы прийти на работу вовремя.
— Я не знала, что вы придете сегодня, поэтому не готова показать вам все. И извините за беспорядок, — мой рот кривится. В эти дни мне трудно сделать что-то хорошее. Лишняя пара рук будет как нельзя кстати. Черт бы побрал Сорена за то, что он додумался до этого милого жеста.
— Не беспокойтесь, — сиделка отмахивается от меня, и я показываю в сторону гостиной.
— Моя мама любит сидеть в своем кресле-качалке и смотреть в окно, — я быстро провожу ее на кухню и рассказываю о лекарствах, которые мама принимает.
Я боюсь реакции мамы и, зная, что скоро опоздаю, выбираю трусливый выход — не представлять их друг другу.
— Она наверху, только просыпается. Удачи, — говорю я, натягивая туфли, и выбегаю за дверь с сумкой для ноутбука, перекинутой через плечо. Сорен все еще там, где я его оставила.
— Уходи, Сорен, — я прячу маленькую ухмылку, которая пробивается на поверхность. Он хихикает, оставаясь на месте, и я захлопываю дверь своей машины, притворяясь раздраженной
В тот момент, когда я выхожу из машины после работы, слышу крики, доносящиеся из нашего дома. Мои плечи тут же опускаются. У меня был дерьмовый день, и я с нетерпением ждала возможности надеть наушники, чтобы заглушить свои мысли музыкой.
Я приостанавливаюсь, глядя на свой дом. Все время, пока была на работе, я думала только о том, как буду работать на юриста по уголовным делам и при этом выйду замуж за преступника. В этом нет ничего этичного. Я так много трудилась, чтобы получить эту работу, что не хочу ее упускать.
Я заставляю себя оставить эти мысли за дверью. Я не могу иметь дело с этим, пока разбираюсь с матерью. Я молилась, чтобы мама приняла эту сиделку. Не могу понять, почему бы ей не сделать этого.
Я вхожу, и мама сразу же набрасывается на меня.
— Почему в нашем доме весь день находится незнакомка? Она отказывается уходить, — лицо матери красное от гнева, ее хрупкое тело дрожит, когда она указывает на меня как на врага.
— Она здесь, чтобы помочь, мам. Я не могу быть здесь днем. Это хорошо, — я делаю шаг, чтобы обнять маму, но она отталкивает меня. — Давай присядем и поговорим об этом, — мой голос мягкий и убаюкивающий, чтобы успокоить ее.
Она позволяет мне подвести ее к креслу-качалке.
— Ты сегодня обедала? — спрашиваю я.
— Эта женщина ужасно готовит и заставила меня все проглотить, — о, драматизм. Но она ела…
— Сорен нанял ее. Это часть брачного договора. Того самого, который ты подписала и хотела для меня, — напоминаю я ей.
— Я не подписывалась на незнакомку в своем доме. Сейчас же позвони Сорену и скажи, чтобы он приехал и забрал ее. Она мне не нужна.
— Я уже пыталась это сделать.
— Ты недостаточно старалась. Поезжай к нему домой и скажи ему еще раз, — я встаю, моя грудь расширяется, пока пытаюсь придумать, как лучше поступить с матерью.
Я оглядываюсь вокруг и вижу, что все на своих местах. Полы пропылесосены, со столов вытерта пыль. Дом безупречен. Я ошеломлена. Мои глаза расширяются, когда я делаю небольшой круг по дому, чтобы убедиться, что вижу правильно. Слезы хотят пробиться наружу, но я их смаргиваю. Наш дом никогда так не выглядел. Я поражена. Мысленно благодарю Сорена, и часть стресса, который испытывала, улетучивается. Мне не придется прятаться в своей комнате, чтобы забыть о случившейся здесь катастрофе.
До нас доносится запах готовящейся еды, и он просто божественный. Я умираю с голоду, и это такой желанный перерыв. Все мои списки дел по дому выполнены. Эта сиделка потрясающая, и благодарить за это нужно Сорена. Это лучший подарок, который кто-либо мог мне сделать.
— О, отлично, она приготовила для нас, супер — моя мама садится обратно, дуясь как маленький ребенок. Я никогда не отпущу эту сиделку.
— Я пойду проверю, — целую маму в лоб, радуясь возможности съесть то, что приготовила не я.
Зная, что пока я на работе, о моей матери заботятся, мне становится легче дышать. Каждый день Сорен, прислонившись к своей машине, ждет меня в надежде, что я соглашусь, чтобы он подвез меня. Этот мужчина отказывается сдаваться. Это не должно вызывать улыбку на моем лице, но это так.
Хуже всего то, что моя мать сопротивляется, когда я возвращаюсь домой. Она начинает кричать, как только я переступаю порог, потому что сиделка весь день находилась рядом с ней. Она заставляет мою мать принимать лекарства и есть; все, что мама ненавидит делать, за что я ей очень благодарна. Однако ежедневные ссоры выматывают.
В следующий понедельник мать снова кричит, как только я захожу.
— Мне очень жаль, Джиневра. Она заперлась в ванной и отказывается выходить, — я вздыхаю, желая, чтобы стало легче.
— Почему бы тебе не пойти сегодня домой пораньше и отдохнуть. Ты работала шесть дней подряд. Всем нужен выходной, — мне нужно поговорить с Сореном о ее графике работы. Она здесь почти сутками. Никому не полезно так много работать.
Она колеблется.
— Честно говоря, мне будет проще успокоить ее, если здесь будем только мы.
Как только дверь закрывается, мама выходит с улыбкой на лице. Я делаю глубокий вдох, чтобы сдержать свое раздражение.
— Почему ты до сих пор не поговорила с Сореном? — требует она. — Знаешь, я вижу его здесь каждое утро.
— Мам, я устала. Может, мы просто вместе посмотрим телевизор и не будем ссориться?
Лицо моей матери бледнеет, ее рука внезапно хватается за грудь, после чего она падает на колени. Я мчусь к ней, опускаясь рядом с ней, когда набираю 911.
— Мама, что случилось?
Она не отвечает. Похоже, она не может дышать. Я такая глупая, что отпустила сиделку. Я должна была быть сильнее.
Беспомощно смотрю, как парамедики поднимают мою мать на носилки. Я не должна была быть такой эгоисткой… из-за того, что хотела помощи. Я могла бы сказать Сорену, чтобы сиделка приходила
