на черный день.
Но а те самые костыли, о которых я уже упоминал, я забил в стену между камнями, а мой товарищ и верный друг Гаскойн помогал мне в этом. И вот наступила суббота. Я взобрался на стену, оттуда на крышу сарая садовника, где стал ждать подходящей возможности спуститься, не подвергая себя большой опасности.
А две молодые дамы, приказавшие мне прийти, увидев меня, удивились, так как на самом деле не ожидали, что я решусь, и выговаривали мне за то, что я рисковал столь безрассудно. Но думаю, они были рады моему приходу, чего не сделать я не мог, ибо, как я уже описал вам, одна из них моя дама сердца, и другой возможности увидеть её и говорить с ней у меня не было».
Такова картина, нарисованная самим Майлзом, и из этих слов можно понять, что его безрассудное удальство не столько огорчило девушек, сколько расположило их к нему.
За месяц, прошедший с первого знакомства, Майлз перелезал через стену примерно с полдюжины раз, он делал бы это чаще, если бы это позволила леди Энн. Однако их знакомство переросло в искреннюю дружбу. И не раз, находясь в свите лорда Джорджа, Майлз удостаивался мимолетной улыбки или приветливого кивка двух юных дам, с которыми его связывала тайная дружба.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Где-то через месяц встречам в саду пришел неожиданный конец, а вместе с ними, как убедился Майлз, закончился и целый отрезок его жизни в замке Дельвен.
Однажды, субботним полднем он, как обычно, спрыгнул со стены в сад и, прячась за кустами шиповника, дабы его не заметили из окон апартаментов графини, стал пробираться к маленькой укромной беседке, где была назначена встреча.
Около получаса длилась милая болтовня юного оруженосца со своими очаровательными конфидентками[12]. Он уже собрался покинуть сад и, положив руку на перила, досказывал на ходу уморительную историю с чучелами, которых эсквайры нарядили в мужские плащи и шляпы, чтобы попугать одного зловредного часового.
Юные леди смеялись до слёз, но он вдруг увидел, как их весёлые лица вытягиваются и мертвеют от ужаса. Леди Элис даже вскрикнула и порывисто поднялась со скамьи.
Майлз резко обернулся и похолодел: на лужайке у входа в беседку стоял сам граф Хаус и взгляд его ястребиных глаз не предвещал ничего доброго.
Какое время длилась немая сцена, Майлз не смог бы сказать и позднее, когда обдумывал происшедшее. Он помнит лишь, как леди Энн тоже встала, и обе девушки застыли, подобно статуям. А граф повелительно указал им тростью на флигель замка, и рука хозяина заметно дрожала.
— Так вот какие новости, — со зловещей хрипотцой сказал он. — Вы обманывали меня и тайно встречались с этим парнем? Я с ним сейчас разберусь. А вы немедленно ступайте и ждите своей участи. Да побыстрее! Идите, говорю!
— Отец, — дрожащим голосом и облизывая побледневшие губы, заговорила наконец леди Энн. — Не причиняй вреда этому юноше. Пощади его. Я умоляю тебя, ибо это я велела ему прийти сюда. Не будь наша воля, он не появился бы здесь.
Граф топнул ногой.
— Вы что, оглохли? — прохрипел он, всё ещё указывая на дом своей трясущейся тростью. — Вам велено идти в свои покои. Я поступлю с этим юношей, как сочту нужным.
— Отец… — снова взмолилась леди Энн, но граф угрожающе рубанул воздух, леди Элис вскрикнула, а её кузина осеклась на полуслове. Потом она повернулась и вышла через заднюю дверь беседки, леди Элис последовала за ней, обеих била дрожь, как в лихорадке.
Граф стоял, гневно сверкая глазами из-под своих кустистых бровей, пока девушки не скрылись из виду, поднявшись на террасу и исчезнув в глубине покоев.
Майлз слышал, как их шаги становились всё глуше и глуше, но не поднимал глаз. На земле у его ног лежали четыре веточки, и он заметил, что они образуют квадрат, который стал бы совсем правильным, если бы он подвинул одну из них носком башмака, а потом ему показалось странным, что он думает о таких глупых вещах в столь страшный момент.
Он чувствовал, что граф мрачно смотрит на него, и не знал, как ему быть. Внезапно лорд Хаус произнёс:
— Что ты можешь сказать?
Тогда Майлз поднял глаза, и граф сурово усмехнулся, оглядывая свою жертву.
— Мне нечего сказать, — ответил он сдавленным голосом.
— Ты разве не слышал, что сейчас заявила моя дочь? — спросил граф. — Она сказала, что ты пришёл не по своей воле. Это правда, молокосос?
Майлз колебался, его горло стало сухим и шершавым.
— Нет, — вымолвил он наконец, — она оговорила себя. Впервые я попал сюда без их ведома. Я случайно упал с дерева, когда искал мяч, потом я спросил у молодых леди, могу ли я снова прийти сюда, я сам просил их об этом. Но что до леди Энн — нет, не по её воле я приходил в сад.
У графа заклокотало в горле.
— И как часто ты здесь бывал? — спросил он наконец.
— Семь раз, — немного подумав, ответил он.
Последовала ещё минута безмолвия, и Майлз начал думать, что, может быть, всё ещё закончится хорошо. Но граф тут же разбил эту надежду.
— Ты хорошо знаешь, — сказал он, — что никому не разрешено появляться здесь. Ты хорошо знаешь, что уже двое мужчин были наказаны за то, что сделал ты, и однако же, пришёл сюда. Теперь ты знаешь, как будешь наказан?
Майлз нервно сунул пальцы в просветы дубовых перил, как бы ища опоры.
— Может быть, вы убьёте меня, — произнёс он наконец глухим неровным голосом.
Граф мрачно улыбнулся.
— Нет, — сказал он, — я не убью тебя, так как ты благородной крови. Но что ты скажешь, если я велю отрезать тебе уши или прикажу выпороть плетью на большом дворе?
От такого унижения у Майлза вскипела кровь, и он уже не прятал глаз.
— Нет, — сказал он с отвагой, удивившей его самого, — вы не поступите со мной столь неблагородно.
