её появлении Майлз с облегчением вздохнул, хотя и почувствовал некоторое сожаление. Потом он взял мяч и отвесил своим новым знакомым почтительный поклон.
— Вы не ушиблись? — спросила леди Энн.
— Нет, — ответил Майлз, качая головой. — Это ещё пустяки. Однажды я упал с прибрежного дуба и угодил прямо на корень, не знаю, как голова ещё уцелела. А однажды, когда я был ещё ребёнком в Кросби-Холле, мне вздумалось ухватиться за крыло ветряной мельницы и прокатиться по воздуху. Всё это закончилось плачевно, так что, я уже привык к синякам и ушибам.
— О, расскажи нам поподробнее, — попросила леди Энн. — Я никогда не слышала о подобных приключениях. Пойдём, сестричка, сядем на ту скамью и послушаем интересные истории.
В этот момент друзья Майлза по ту сторону стены стали негромко, но настойчиво свистеть, не зная, что с ним случилось: сломал ли он себе шею или отделался лёгким испугом.
— Я бы с удовольствием остался с вами, — нерешительно сказал Майлз, — и с радостью поведал бы обо всём, что вам любопытно узнать, но вы слышите: друзья зовут меня с той стороны. Может быть, они вообще не уверены в том, что я жив. Если бы я мог свистнуть им в ответ и кинуть им этот мяч, всё бы уладилось, они узнали бы, что я не ранен, и, возможно, ушли бы отсюда.
— Тогда ответь им, — велела леди Энн, — а потом расскажешь нам, как катался на ветряной мельнице. Мы, молодые леди, так мало слышали подобных историй, ведь нам не разрешается разговаривать с юношами, всё, что мы слышали — это истории о рыцарях и рыцарских поединках. Нам будет очень приятно, если ты расскажешь нам о своих приключениях.
Тогда Майлз перебросил мяч своим товарищам, объяснившись с ними условным свистом.
Потом он рассказал девушкам не только о случае на мельнице, но и о многих других переделках и рассказал хорошо: с живостью и вдохновением, словно ещё раз пережил каждый из мальчишеских подвигов. Он быстро перестал дичиться своих собеседниц и даже удивлялся той лёгкости, с какой вёл свой рассказ в обществе двух очаровательных особ. Но пора было и честь знать.
— Могу поклясться, — сказал он, вздохнув, — что никогда в жизни мне не случалось проводить время в таких приятных беседах, разве только с матушкой. Здесь это бывает так редко, я могу отводить душу лишь в разговорах с Гаскойном, моим другом. Мне бы хотелось прийти сюда снова.
Это прозвучало с такой искренностью и покоряющим простодушием, что девушки обменялись веселыми взглядами и рассмеялись.
— Ты и в самом деле, — заметила леди Энн, которая была на три или четыре года старше Майлза, — храбрый парень, раз просишь о такой вещи. Но как ты попадёшь сюда? Снова свалишься на наши куртины?
— Нет, — сказал Майлз, — больше я этого не сделаю, но если бы вы приказали, я бы нашёл способ попасть сюда.
— Нет, — сказала леди Энн, — я не беру на себя смелость приказывать тебе совершить столь безрассудный поступок. Тем не менее, если у тебя хватит мужества прийти…
— Да, — обрадовался Майлз, — я не побоюсь!
— В таком случае мы будем здесь в следующую субботу в этот же час. Я бы с удовольствием послушала ещё парочку историй. Но напомните мне своё имя.
— Майлз Фолворт.
— Тогда мы наречём тебя сэром Майлзом, так как ты воистину странствующий рыцарь. Но постой! Каждый рыцарь должен иметь даму, чтобы служить ей. Тебе нравится моя кузина Элис в этой роли?
— Да, — радостно согласился Майлз, — очень!
И столь смелое признание заставило его покраснеть до корней волос.
— Не нужен мне никакой странствующий рыцарь, — смущенно воскликнула Элис. — Ты мне надоела, кузина! Если тебя так занимает служение даме сердца, пусть этот рыцарь будет твоим.
— Нет уж, — рассмеялась леди Энн, — я сказала, что ты будешь его дамой, а он твоим рыцарем. И кто знает, может быть, он совершит ради тебя чудесные подвиги, достойные пера самого Чосера?[11] Но сейчас, сэр странствующий рыцарь, вы должны оставить нас, и мне придётся тайно вывести вас через заднюю калитку. И всё же, если вы рискнёте прийти сюда снова, пожалуйста, будьте осторожны, так как вам могут подстричь уши совсем не по рыцарской моде.
Этим же вечером он поведал об истории в саду Гаскойну, который слушал его с раскрытым от изумления ртом.
— Но, Майлз, — озадаченно воскликнул он, — неужели леди Энн не показалась тебе чопорной гордячкой?
— Нет, — сказал Майлз, — только поначалу, когда отчитывала меня за шумное вторжение. Вообрази, Френсис! Леди Энн сама назвала леди Элис моей дамой сердца и велела мне по-рыцарски служить её кузине.
Потом он рассказал о том, что ему позволено вновь повидать молодых леди, и это произойдёт в субботу в том же месте.
Гаскойн издал долгий изумлённый свист и молча уставился в голубое небо. Наконец он повернулся к своему другу и сказал:
— Клянусь тебе, Майлз Фолворт, никогда в жизни я не слышал о таком счастливом падении с десятифутовой высоты.
Когда выпадала возможность переслать письмо в Кросби-Холл, Майлз непременно писал матери. Нетрудно догадаться, с какой радостью встречала вести от сына добрая леди и спешила донести их до слепого лорда, читая и перечитывая шелестящие квиточки пергамента.
Не умолчал Майлз и о своём приключении в саду и о своих новых визитах к его молодым хозяйкам. Слог его писем отражал английский язык той эпохи, и кажется теперь довольно причудливым и замысловатым, как язык произведений Чосера. Нынешним школьникам такие тексты даются в адаптированном виде. Попробуем на современный лад передать строки Майлза:
«…А теперь разрешите мне рассказать вам, что последовало за теми событиями, которые познакомили меня с двумя юными дамами. Готовясь к штурму стены, я взял с собой двадцать четыре больших костыля, которые Питер-кузнец сработал для меня, и за которые я заплатил ему пять пенсов, что остались от моего полугодового жалования, а достать больше я тогда не мог. Иначе мне пришлось бы обратиться к сэру Джемсу, у кого, как я говорил вам, хранятся мои деньги, которые отец Эдуард дал мне
