class="p1">А я еще от него шарахалась, эх, надо было раньше мне его раскусить. Именно Отто моя последняя надежда здесь, если правильно с ним себя повести, если найти нужные слова… постепенно… осторожно… я же «училка», почему бы не заняться правильным воспитанием этого рафинированного немца.
Теперь я не сомневаюсь, что он раньше был совсем как Франц - любил книжки про приключения, слушал страшные сказки Гауфа, забираясь с головой под одеяло, целовал на ночь свою милую мамочку, с ней что-то плохое случилось, наверно, Отто сильно переживал… и почему я до сих пор ничего про него не знаю?
Может, если с ним спокойно поговорить, посочувствовать, он бы немного оттаял и мне в чем-нибудь помог, больше некому.
Мы ведь с Грау уже почти месяц ходим бок о бок и только бросаем друг на друга злобные взгляды, а что у него в душе? Вдруг он не совсем потерян для нормальной жизни, хотя, какая тут теперь может быть нормальная жизнь? Пора мне за него браться… шанс есть… а сейчас надо Берту спасать.
— Я пойду с тобой наверх, обещаю! Только сперва помоги.
Вдвоем мы выбежали из темной кухни и увидели, как рослый немец тискает у стены в коридоре нашу горничную. Берта уже ничего не говорила, только мычала, потому что парень ее целовал и одновременно шарил рукой под платьем, задрав подол.
— Вилли, не лезь к ней - она больная. Пойдем лучше курить! - громко воскликнул Грау, обращаясь к приятелю.
Тот немедленно отпустил растрепанную Берту и, поправляя на себе одежду, сердито зашипел в ответ:
— Вранье! Фон Гросс не взял бы себе в дом заразную…
— Он же с ней не спит, - меланхолично заметил Отто.
— Скажи, что соврал!
— Возможно… но эти дамы живут здесь и они наши. Не лезь к ним - генералу не понравится! У меня отличные сигареты, Вальтер сегодня добрый, ты таких даже не пробовал, пойдем, я с тобой поделюсь.
Потом Грау быстро наклонился ко мне, чуть не ткнулся губами в лоб.
— … жди на чердаке!
Потом подхватил под руку пьяненького Вилли и повел его дальше по коридору, а мы с Бертой укрылись на кухне. Судорожно вздыхая, растрепанная полька зажгла свет и принялась разбирать грязные бокалы. Я вызвалась было ей помочь, но она грустно покачала головой:
— Идите к себе, пани Ася, вы, наверно, очень устали, у вас был тяжелый день. Мне Божена рассказала, как вы пели, она очень плакала, ей было так стыдно, что приходится все это терпеть, но она их очень боится, а один офицер проходу ей не давал, угрожал… она теперь с ним, и он обещает помочь ее семье, чтобы их никто не трогал.
— Ничего… это не навсегда, можешь мне верить, я точно знаю, им придется уйти из Польши, я тебе обещаю, Берта, их обязательно прогонят.
— Ой, тише, тише… вы такая смелая, но так нельзя говорить, это же очень страшно, что вы говорите, пани… А еще все ждут войну с Советским Союзом, говорят уже скоро… Пани, идите к себе, вы очень бледная.
— А как ты тут будешь одна? Кто сейчас тут за главного, Вальтера же нет… Отто сбежал… а где остальные - вся эта волчья стая?
— Тише, пани… Генерал сказал Дориху за всем присмотреть, Дорих никогда не пьет и его все слушаются. Они скоро разойдутся, так обычно бывает. Я тоже немного приберусь и уйду, а остальное домоет Ганя, она еще принесет посуду.
— Тогда я к себе! Доброй ночи.
— И вам доброй ночи, пани!
Я осторожно выглянула в коридор, он был пуст, со стороны гостиной доносились звуки музыки, женский голос что-то томно напевал. Что поделать, придется тащится на чертов чердак, хотя мне уже не нравится задумка, глаза закрываются, просто нет сил.
Я без помех добралась до лестницы на втором этаже, забралась на ступеньки и кое-как нашарила в полумраке кольцо люка. Вот же не догадалась взять какой-то светильник, спросить ту же Берту про фонарик… Не подумала о том, что на верху нет электричества.
Придется мне дожидаться Грау в полной темноте - это нисколько не вдохновляет на воспитательные беседы, а что еще нам тут делать вдвоем? Я же не смогу по-настоящему снять с него скальп, а вот он бы справился - чисто теоретически, хотя не посмеет.
Думаю, единственное, на что он способен - это орать и трясти меня за плечи, я не боюсь, что он начнет ко мне приставать, а если даже и попытается, скажу, что я тоже больная и для его организма образца тридцатых годов прошлого столетия не подхожу ни по каким параметрам.
И вообще, найду, что ему сказать, я-то, по крайней мере уже была замужем. А ему перспектива женитьбы уже не светит, и даже немного жаль, если за него как следует взяться, может, стал бы человеком, а не матерым нацистом.
Нет, идея с ночными разговорами начинает серьезно меня нервировать, лучше бы Отто забыл про меня, уехал с Вилли в какую-нибудь забегаловку, нашел себе развлечения пока генерала нет, лишь бы сюда не пришел.
Я ощупью добрела до маленького окошечка и развела шторы, над городом висела почти идеально круглая луна в легкой облачной дымке, глаза мои немного привыкли ко мраку, и я вернулась в глубь нашей с Францем «каюты», чтобы присесть на тахту, которую сама же недавно мыла и застилала чистеньким полосатым пледом.
Прошло, наверное, уже около получаса, я совсем потерялась во времени, уже хотела спускаться вниз, а потом вспомнила, что в моей комнате нет ключа, и я не смогу больше закрываться. Уж лучше остаться здесь, никто не вздумает искать меня на чердаке.
Только Грау… но он уже, наверно, не придет.
Трубка мира и зарытый томагавк
Отто.
Мне казалось, что я ненормальный, на меня все смотрят и вспоминают историю с Эльзой, хотя здесь нет старых знакомых и вряд ли кто-то знает, что моя мать умерла в психушке. Зато теперь тут есть одна русская дурочка, которая вздумала подергать тигра за усы.
Я наблюдал за ней сегодня весь вечер. Она не очень растерялась, думал, Ася на шаг от нас не отойдет, а она уселась рядом с парнем в вылинявшей форме и принялась болтать, будто на свидании.
Вилли потом мне рассказал, что этого капитана сбили где-то в северной Африке, теперь
