не время, я всему ещё научусь. Пусть из меня пока плохой лидер, но я стану хорошим со временем.
– Отдыхаешь? – раздаётся голос Хуберта.
Бородач пришёл с двумя другими рыжими бородачами, каждый из них с копьём. В этом мире пока не появилась профессия парикмахера, поэтому у всех мужчин присутствует растительность на лице. Но в Дигоре это почти культ: каждый первый носит длинную бороду, а некоторые и её заплетают в косу. У одного из присутствующих даже усы подкручены. Открой здесь барбершоп – отбоя не будет.
– Отдыхаю, – говорю.
– Познакомься с моими друзьями, – говорит. – Это Гунай...
Пожимаю руку мужчине с подкрученными усами.
– Это Длехи...
Пожимаю руку худощавому мужчине с резким лицом.
Что ещё я заметил в Дигоре – здесь трудности с едой, поэтому гораздо больше худых людей, чем у нас. И в этом на самом деле нет ничего удивительного – скорпионы к тебе сами в руки не идут, да и земля в горах не настолько плодородная, чтобы серьёзно заниматься сельским хозяйство. Единственный источник еды – охота. Но разве может она досыта накормить целую деревню.
– Мы тут немного посидим, ладно? – спрашивает Хуберт.
И не дожидаясь ответа, достаёт манкалу. Это настольная игра из доски с двенадцатью ёмкостями и камешками. У нас в Дарграге больше распространена чатуранга, но играют также и в это, и в тьяу, и в мехен. Во всё, лишь бы интересно занять свободное время.
И если молодёжь больше занимается активностями, то старики предпочитают сидеть на лавках, общаться и заниматься чем-то подобным.
– Почему вы решили прийти именно сюда? – спрашиваю. – Этот дом явно заброшен. Вы следите, чтобы я не сбежал?
– Надо же нам где-то прятаться от детей, – отвечает Гунай. – Выкроить для себя хотя бы минуту в тишине и покое.
– Хотите я покажу вам новую игру? – спрашиваю. – Вы наверняка такой ещё не видели.
– А это идея, – соглашается Длехи. – Он же из Дарграга, так что наверняка знает что-то новое.
– Вам понадобится доска или любая плоская поверхность, и кусок угля, чтобы разметить. И наберите несколько камушков, разделив их в две группы разных цветов.
Пока Хуберт разрисовывает кусок обвалившейся крыши по моим инструкциям, Гунай с Длехи ходят по округе и собирают камни средних размеров, разделяя их на красные и серые. Для лучшего игрового опыта их бы стоило привести к одной форме, но для первого раза и такие сгодятся.
– Эта игра называется «шашки», – говорю.
Объясняю им как расставить камни на доске и каким образом соперники делают ходы, чтобы выбить из игры все камни противника. В чём прелесть этой игры – она существует в двадцать первом веке. Это означает, что в неё играли тысячелетиями и она победила в настольной эволюции, оставив далеко позади всех конкурентов. Никто уже не вспомнит, во что играли в древнем Египте или в империи Ацтеков. Но шашки выжили, что говорит об их простоте и затягивающем игровом процессе.
– Когда камень доходит до конца, то становится дамкой. Она может ходить на неограниченное количество клеток. Обычно данная фигура переворачивается, чтобы выделяться среди окружающих. Но у нас камни, поэтому предлагаю помечать их углём.
Хуберт кивает, сообщая что понял правила. Мы начинаем играть и я очень быстро начинаю доминировать на поле, уничтожая все передние фигуры. Доходит до того, что все его камни скованы и не могут сделать ход. Проигрыш неминуем.
– Ходи снова, – говорит Хуберт.
– По правилам игрок обязан сделать ход, даже если он потеряет из-за этого свой камень.
– Но я не хочу ходить – ты меня тут же собьёшь.
– Да, но таковы правила. Ты можешь либо завершить партию, либо сдаться прямо сейчас.
Некоторое время бородач колеблется, после чего начинает двигать фигуры, пока я не забираю все до последней.
Следующим соперником мне попадается Гунай и его я обыгрываю даже быстрее. Не оставляю ни малейшего шанса на спасение. Чувствую себя гением, хотя на самом деле всё дело в опыте: я играл в шашки много лет, а они видят эту игру впервые.
– Теперь вы поняли правила, – говорю. – Сыграйте друг с другом.
Слежу, как рыжие бородачи играют и мне больно на это смотреть. Элементарные ошибки и невозможность просчитать свои действия хотя бы на три хода вперёд. Они ходят фигурой, которая может походить. И плевать, что сам себя загоняешь в ловушку и через пару ходов у тебя заберут сразу три камня разом.
Но кто я такой, чтобы возмущаться? Выигрышного фонда нет, никто тебе не заплатит за победу. Главное в игре – получение удовольствия обоими сторонами. Если хотя бы одна из сторон не испытывает удовольствия, то это плохая игра.
– Однажды, – говорю. – Я научу вас играть в ещё более интересную игру. «Шахматы» называется, но для неё придётся найти камни двух цветов, и из каждого выточить уникальную фигуру, которая передвигается по-своему.
– Нам и эта нравится, – отвечает Длехи. – Она достаточно сложная.
– Сложная? – смеюсь. – Поверьте, вы ещё шахмат не видели.
И это я даже не вспоминаю по-настоящему сложные игры, которые существует в моём мире. Периодически мы с женой выбирались на пикничок и часто брали с собой что-нибудь захватывающее, вроде монополии или колонизаторов. Дайте мне время и я заново изобрету подземелья и драконы. Ни разу в них не играл, но примерно представляю, как это выглядит.
Продолжаем сидеть в разрушенном сарае с провалившейся крышей. Режемся в шашки, пока солнце не начинает клониться к горизонту. За полчаса до темноты слышатся шаги других людей.
Хуберт с остальными тут же замолкают и продолжают молча пялиться на доску.
Вскоре из-за разрушенного дома показывается Гамрул с ещё тройкой людей. Те самые палачи, что собирались насадить меня на пику.
– Что это вы тут делаете? – спрашивает мужчина. У него очень радостное настроение.
Хуберт поворачивается в его сторону, долго смотрит ему в глаза, а затем очень отчётливо произносит:
– Мы тут обсуждаем, какой ты дебил и жополиз.
– А ещё кретин и недоносок, – поддерживает Длехи. – Удивительно, как жена тебя терпит, Гамрул. Ты же ничтожество. Я бы прыгнул со скалы, если бы родился тобой.
Глаза Гамрула перестают улыбаться, но губы всё ещё натянуты. Правильно говорят, хочешь увидеть настоящую эмоцию человека – закрой нижнюю половину лица. Глаза гораздо более
