Книга Государство строгого режима. Внутри китайской цифровой антиутопии - Джеффри Кейн

внутреннее убранство мечети, включая двор, где росли грушевые и абрикосовые деревья, было спроектировано в соответствии с уйгурской традицией и отражало смешение местных и общих исламских верований об устройстве небес. За внутренним двором находился молельный зал, украшенный затейливыми коврами и зелеными колоннами.

Когда Майсем переступала порог Ид Ках, ее всегда окутывало успокаивающее ощущение неразрывной связи с многовековой историей мечети. С Х века здесь располагалось кладбище, а в 1492 году правитель Кашгара Саксиз Мирза превратил его в молитвенный зал.

Мечеть Ид Ках пережила нашествия, новые династии и новые правительства. Это был культурный и политический центр, разраставшийся на протяжении веков, с гигантскими воротами, которые некогда вели наружу, на оживленный рынок, где проходили политические собрания и протесты. Во время «культурной революции», десяти лет коммунистической смуты, продлившейся с 1966 по 1976 год, мечети грозила наибольшая опасность, и она получила серьезные повреждения.

Но, несмотря на безжалостную политику Китая, она все-таки уцелела. Майсем полагала, что эта мечеть – единственное место, которое невозможно было разрушить, пусть власти и сносили другие старинные здания по всему Кашгару, возводя многоэтажные жилые дома на месте исторических кварталов. Каждую пятницу в Ид Ках стекалось около десяти тысяч верующих.

И вот Майсем стоит на городской площади. Она сделала глубокий вдох и двинулась к мечети.

«Согласно традициям Средней Азии, женщинам не разрешалось входить внутрь», – объяснила Майсем.

Она купила билет в кассе. Еще со времен учебы в университете в ID Майсем было указано, что она проживает в Пекине, поэтому мужчина на входе не понял, что она местная, и ей удалось пройти.

Облаченная в хиджаб, Майсем прошла через внутренний двор. Несколько мужчин странно посмотрели на нее. Она опустилась на колени на изысканный ковер молельной комнаты, склонилась и коснулась лбом пола.

«Молю Тебя о долголетии моих родителей и моем собственном долголетии, – тихо сказала она, – да узрим мы Твою справедливость».

«Ты что делаешь?!» – закричал имам, настоятель мечети, бросившись к ней. Присутствующие государственные чиновники тоже ринулись к Майсем.

«Женщинам нельзя здесь молиться!»

«Посмотрите на всех этих женщин в нашей мечети, – ответила Майсем, указывая на туристов, фотографирующих все вокруг. – Им вам нечего сказать… Они даже не носят хиджаб».

«Ты что, совсем чокнутая? Чему тебя научили родители?!»

«Мечеть – это место для молитвы. Я хочу молиться. Вот и все», – ответила Майсем. Ее выпроводили из мечети и сделали предупреждение.

«Но я была довольна, – вспоминала она. – Я оказала сопротивление и тем самым сохранила часть себя».

Когда Майсем вернулась домой и рассказала о том, что ей пришлось пережить, даже ее мать, терпимо относящаяся к подобным выходкам, предупредила дочь, чтобы она никогда больше не бросала вызов властям.

Глава 10

Люди – это данные

Tencent располагает большой базой данных пользователей, которая может помочь нам провести наиболее объективный и точный анализ и услышать голос народа.

Си Цзиньпин, речь во время посещения офиса Tencent, 7 декабря 2014 года

Майсем не имела ни малейшего представления о том, заметили ли власти ее мятежную выходку в мечети и волновало ли их это вообще. Разве у них не было более неотложных вопросов, связанных с безопасностью?

В 2014 году Ирфан, уйгурский специалист в области информационных технологий, признавал, что Китаю не хватает «одного-единственного элемента, чтобы система наблюдения действительно заработала как следует: достаточного массива данных».

В том году правительство Китая через частные компании запустило по всей стране пилотные проекты системы, призванной отслеживать покупки и интернет-привычки пользователей сети, а также ранжировать их по степени социального доверия. Систему планировалось полностью запустить через шесть лет.

Возможность контролировать крупные электронные платежные платформы (местные потребители не пользуются кредитными картами, предпочитая расплачиваться посредством мобильных приложений) естественным образом подстегнула у китайских компаний желание развивать систему социального кредита на основе всех этих данных о сотнях миллионов людей, ежедневно совершающих платежи. Что, если бы их можно было дополнительно распределить по категориям вроде социальной благонадежности, основываясь на их активности в области онлайн-покупок и платежей? Получилась бы система оценки, похожая на кредитный банковский рейтинг, но при этом всеобъемлющая.

В бурно развивающихся странах, таких как Китай, миллионы людей не имели доступа к традиционному кредитованию, а значит, у них не было и кредитного рейтинга. Собирая массив данных на каждого жителя страны, Китай мог устранить это препятствие и предоставить населению доступ к кредитованию.

Но все было не так однозначно. Ли Инъюнь, руководитель одной из рейтинговых служб, Sesame Credit, рассказывал китайскому журналу Caixin, что «тот, кто играет в видеоигры по десять часов в день, например, будет считаться тунеядцем, а тот, кто покупает много памперсов, вероятно, будет считаться родителем, которому, при прочих равных, присуще больше ответственности».

Обладатели высокого социального рейтинга повсеместно получали небольшие преимущества: VIP-бронирование в отелях и сервисах аренды автомобилей, а также особые профили на сайтах знакомств. А вот людям с низким рейтингом могли отказать в банковских кредитах и аренде жилья.

Тем не менее китайская система социального кредита была далека от превращения в оруэлловский паноптикон, в котором учитывается все и вся. Этому препятствовали дремучая китайская бюрократия и внутриофисные междоусобицы. Один из сотрудников Tencent признавался мне, что «каждое из подразделений компании не хотело делиться данными, собираемыми на принадлежащей им платформе, такой как QQ и WeChat. Филиалы и офисы внутри самих компаний конкурировали друг с другом».

По словам Ирфана и других сотрудников высокотехнологичных корпораций, в июле 2015 года сбылись их самые худшие опасения. Ирфан открыл свой смартфон и прочитал новости, в которых говорилось, что китайские законодатели приняли – 154 «за», ноль «против» и один воздержался – первый из пакета законов о национальной безопасности, в корне меняющих ситуацию. Закон позволял правительству использовать данные, собранные различными системами наблюдения, в правоохранительной деятельности.

Формулировка закона была расплывчатой и изобиловала эвфемизмами и двусмысленными выражениями. В нем провозглашалась абсолютная власть Коммунистической партии Китая как «централизованной, эффективной и непререкаемой системы управления национальной безопасностью».

«Все граждане Китайской Народной Республики, органы государственной власти, вооруженные силы, политические партии, гражданские объединения, предприятия, государственные учреждения и другие общественные организации обязаны обеспечивать национальную безопасность», – говорилось в законе.

Газета The New York Times интерпретировала закон как призыв к мобилизации – расплывчатый набор принципов, возводящих безопасность в ранг национального приоритета.

Три месяца спустя компания Microsoft достигла важной вехи в разработке технологии распознавания лиц, которую можно было использовать для слежки и полицейского контроля.

Под руководством доктора Сунь Цзяня, чья исследовательская группа в течение предыдущих четырех лет отшлифовывала программное обеспечение искусcтвенного интеллекта, добавляя в него все новые и новые нейронные сети, Microsoft Research Asia заполучила ResNet: новейшую систему распознавания лиц на базе ИИ с глубинной нейронной сетью из 152 слоев. На отраслевом конкурсе в сентябре 2015 года ResNet затмила Google и другие компании, продемонстрировав, что ее программное обеспечение гораздо точнее распознает лица, чем конкуренты на рынке.

Позже доктор Сунь, как и многие его бывшие коллеги из MRA, сменил место работы. Он присоединился к старому товарищу из исследовательского центра Microsoft, который четырьмя годами ранее основал стартап в области распознавания лиц под названием Megvii. Megvii производила программное обеспечение Face++, используемое китайским правительством, а также частными корпорациями, заинтересованными в сборе демографических данных своих клиентов.

Зарождающаяся экосистема, лишь небольшой частью которой был Face++, создавала технологии, чтобы наблюдать за людьми посредством видеокамер, сопоставлять лица и голоса, снабжать полицию смартфонами и приложениями для надзора за населением и, наконец, подключать все это к колоссальной сети наблюдения, управляемой искусственным интеллектом.

К 2015 году Megvii и ее конкурент SenseTime, другой крупный разработчик систем распознавания лиц, привлекли внимание всего мира.

SenseTime начала сотрудничество с Infinova, производителем камер видеонаблюдения из Нью-Джерси, намереваясь привезти технологии слежки в Синьцзян.

«Кроме всего прочего, в Китае Infinova находится в первом ряду брендов, рекомендованных Министерством общественной безопасности Синьцзяна. Infinova также