про ваши связи нейронные, чай у нас тут не глухая провинция… Да только я своими глазами видела, как вы с утра из одной кареты вылазили. Как это понимать?
— Как то, что я взрослая и не обязана отчитываться. Мам, если начистоту: я не хочу с тобой ссориться.
— Не надо ссориться. Я просто хочу понять, что с тобой происходит? Где твой разум? Могли хотя бы вторую карету нанять?
— Могли, — Виренея погрузилась в воду, выполаскивая волосы, а когда вынырнула, продолжила, — но, во-первых, мы не догадались. Если честно, не до того было. Во-вторых, к чему это лицемерие? А в-третьих, рядом с ним так хорошо… я до самого нашего терема от него не отлипала. В таких обстоятельствах у меня даже мысли не возникло про вторую карету, — выдала Виренея, как на духу.
Матушка тяжко вздохнула и громко засопела:
— Виренея, у вас что… уже…
«Нет, конечно!» — первой реакцией Виренеи стало возмущение.
Уберегла её от скоропалительного ответа текущая по лицу вода из ковша, которой она начисто выполаскивала волосы.
Второй мыслью так и подмывало сказать: да, было. Чтобы даже не думали помолвку срывать! Ведь если не получится с Василиском, и Кристиан окажется заклят навек, она просто обязана будет о нём позаботиться.
«А эти мне не дадут. Из самых благих побуждений».
Однако Виренея всё же решила поберечь матушку и ответила честно:
— Ничего не скажу. Потому что не хочу. Это моя личная жизнь, почему я должна по поводу неё оправдываться?
Матушка снова охнула. Послышался звук оседающего на кровать тела.
«Ну всё, довела,» — с сожалением догадалась Виренея.
Она быстро выскочила из ванной, обматываясь на ходу полотенцем, заодно вспоминая навыки оказания первой помощи при сердечном приступе.
Да только откачивать никого не пришлось. Матушка сидела на кровати с видом решительной задумчивости:
— И давно ты от него не отлипаешь?
— Сегодня в первый раз, — ляпнула Виренея, запоздало догадываясь, какой контекст вкладывался в вопрос. — …Мам, ты неправильно поняла. Точнее, это я не то имела в виду! — Виренея шлёпнула себя рукой по лбу. — Ох, надо было сразу ответить: не было у нас ничего! Мы только обнимались. Ну ещё поцеловались пару раз…
— Стыдишься всё-таки? — мать будто не слышала её. — Значит остались ещё в тебе крохи совести? — царица поднялась, гордо вскинула полову, покрытую жемчужным кокошником. — Что ж, пойду, отца обрадую. После обеда помолвку сладим. А после ужина свадьбу.
«Свадьбу? Нет, только не это!»
— Может не надо так спешить? Свадьба сегодня — это лишнее, правда, — Виренея проводила взглядом статную фигуру матери, плывущую к двери.
— Спешить не стоило вам, дети мои, — холодно ответила царица. — Ты забыла, что теперь жизнь царской семьи у каждого смерда, как на ладони. А я не хочу, чтобы имя моей дочери снова полоскали в газете.
— Тебе не кажется, что слишком скорая свадьба — сама по себе повод для жёлтой статьи?
— Пусть лучше о свадьбе судачат, чем о рождении якобы недоношенного младенца.
— Мама! — вскинулась Виренея.
— Не мамкай! — царица явно отвыкла, что ей перечат. Она ещё твёрже зашагала к двери, приговаривая: — Отпустили на свою голову. Говорила я отцу, что так будет. А он: диточка страдает, пусть делом займётся, помается-помается, да и вернётся под крыло семьи. Вернулась, называется!
Дверь с грохотом захлопнулась. Виренея со злости скомкала полотенце и швырнула его в стену.
Нет, она ожидала, что родители её по головке не погладят. Но свадьба не вписывалась в её планы! От слова совсем!! Ведь по обычаю её будут прятать от глаз жениха до самого свадебного обряда. А произойдёт этот обряд не раньше, чем будет спроважен Старый год и встречен Новый со всеми его танцами и бубнами.
«А потом ещё свадебная церемония, дурацкий пир, ужасные проводы на брачное ложе. И ночь, которую и ночью-то не назовёшь — так, пара часов до рассвета».
— У-у-у!! — от отчаянья Виренея готова была лезть на стену.
Она только что по глупости упустила единственный шанс добраться вовремя до логова Василиска!
Кристиан
— Слушай, а чего тебе надо на самом деле? — услышал Кристиан, когда двери в гостевые покои закрылись. На засов. Отрезая его, Ивана и Ивановых друзей от прочих обитателей царского терема.
Оборачиваясь к царевичу, Кристиан был готов ко всему, однако царский наследник выглядел невозмутимо, расслабленно даже:
— Ну правда. Ехал бы ты, принц, обратно в своё Тридевятое, — почти заботливо произнёс Иван, подходя вплотную и буравя Кристиана глазами, такими же зелёными, как у Виренеи. — Или у вас там девчонки закончились?
Друзья царевича тоже подобрались поближе. Кристиан не торопился с ответом. Он ещё по пути в гостевые комнаты разглядел свиту наследника, отмечая и стать, и резные ножны, и нагайки за поясом, и перстни — красивые, филигранные, да только слишком уж массивные.
— Поеду, — доброжелательно улыбнулся Кристиан. — Вот возьму Виренею в жёны, вместе с ней и поеду. А ты приезжай ко мне, наследник. И вы, ребят, приезжайте. Мы в Тридевятом гостей очень любим, — он поднял руку, чтобы похлопать Ивана по плечу.
Но видимо, зря. Тридесятые ребята в подтексты не вдавались, поднятую на будущего царя руку восприняли прямо — как поднятую руку.
В итоге не прошло и секунды, как шоркнуло, звякнуло, и вокруг Кристиана ощетинились разнообразные острия.
— Почти так же… как вы, — закончил фразу принц, косясь на клинки. А потом поднял бровь. — Ребят, вы серьёзно?
— Угу, — царевич уже отбросил кафтан ближайшему молодцу и теперь закатывал рукава рубашки. — Один на один. На кулаках, м-м?
— Идёт, — Кристиан принялся стягивать тулуп. — Только чур потом не плакать, как девчонка.
Иван ухмыльнулся:
— Обижаешь, принц. Смотри, сам не расплачься.
Виренея
В трапезную Кристиана внесли. На ногах он не стоял, с лица капало красное.
— Батюшки святы, — запричитала матушка.
Правда, сказано это было не по поводу чужестранного принца, ибо сразу после него в трапезную втащили Ивана. Выглядел брат примерно так же, как Кристиан.
Виренею затрясло:
— Дураки, — всхлипнула она, не выдержав, и выскочила из-за стола.
По пути выхватила у слуги чистый рушник, плеснула на него воды из кувшина, подбежала к Кристиану и принялась аккуратно его вытирать.
— Ты как? — спросила, заглядывая в отёкшее от ударов лицо.
Вокруг них засуетились и забегали, но Виренея ото всех отмахнулась.
— Нормально. Так, бровь рассекли и губу разбили. Я ему нос расквасил, — усмехнулся принц, но тут же захрипел. — А вот внутри… не уверен.
— Не боись, принц, — хохотнул стоящий уже на ногах Иван, у которого синяки и ссадины исчезали на глазах. — У меня целитель Ерошка. Самородок. Меня уже починил,
