И ратники вдруг увидели в молодом княжиче своего КНЯЗЯ. Они познали его мужество и его пытливый ум, и теперь они всецело доверяли ему свои жизни, как настоящему боевому вождю! И когда Александр Ярославич отвернулся от реки, обращая к воям свое бледное от усталости лицо, покрытое все еще редкой юношеской бородкой, кто-то из них вдруг зычно воскликнул:
Разошелся победный клич по всей рати — а когда докатился он до задних рядов, то прогремело над полем торжественное:
Глава 10
…- Ну что, Микула, сколько, по-твоему, крестоносцам под стенами Пскова еще куковать? И когда уже Дитрих решит нас вздернуть за одно место напротив городских врат?!
Северянин невесело усмехнулся, поцеживая хмельной медок, развалившись при этом на своем топчане. В последние дни на нас обоих напала просто страшная апатия, преодолеть которую нет решительно никакой возможности! А причин у нее две — нет, даже целых три: вынужденное безделье, приставленная фон Грюнингеном охрана-конвой к нашему шатру (хотя я бы назвал его палаткой, судя по внешнему виду и конструктивным особенностям, разве что каркас деревянный, сбитый из досок), в связи с чем нас дополнительно и разоружили. Наверное, чтобы не порезались ненароком…
Ну и третья причина — падение Изборска и варварское истребление уцелевших защитников, согнанных в единственных храм да терем посадника, где последних живьем и сожгли… Чтобы приободрить нагнанное в войско чудское ополчение, балтам из числа ливов, латгалов и теперь уже эстов крестоносцы позволили устроить резню гражданского населения небольшого городка. Пограничная русская крепость пережила ту же бойню, что когда-то утопила в крови несчастный Юрьев…
Нам с порубежником можно сказать, «повезло» — атака на Изборск осуществлялась не всем войском крестоносцев, а его передовым отрядом под командование Андреаса фон Вельвена, комтура Риги. Мы же в это время находились еще в Дерпте… Андреас повел за собой небольшой отряд из дюжины рыцарей, трех сотен сержантов, тысячи чудинов — и неизвестного мне числа сторонников мятежного князя Ярослава Владимировича. Но вряд ли у него набралось даже с полсотни дружинников… Однако и столь незначительный передовой отряд, ускоренным маршем двинувшийся от Дерпта к Изборску, оказался в разы больше гарнизона крошечной деревянной крепости (мощную каменную построят только в четырнадцатом веке). А ведь за стены ее с трудом набились также жители посадов и окрестных сел...
Тем не менее, с ходу штурмовать Изборск крестоносцы не стали, дождались ночи — а вот под покровом тьмы городские ворота удалось открыть приспешникам Ярослава Владимировича! Изгнанный из Пскова князь, сохранивший многих своих сторонников, перед самым походом крестоносцев активизировал старые связи, уповая на то, что город и окрестности немцы ему вернут — и эти связи оказались гораздо более эффективными, нежели собственная дружина…
Крестоносцы ворвались в крепость верхом, на лошадях — но уже на городских улицах были контратакованы изборскими ратниками, а также псковскими и новгородскими воями из дружины посадника. Последних вряд ли было более двух, самое большое двух с половиной сотен бойцов. Ополченцы же и включившиеся в бой горожане сцепились с врывающимися в их дома чудинами… Но сеча за единственным обводом стен разразилась страшная! Крестоносцы потеряли семерых рыцарей и более половины сержантов, чудинов побили свыше четырех сотен — и ожесточение захватчиков после яростного ночного боя превысило все возможные пределы. Поганые — да, тевтонцев-меченосцев вполне справедливо называть погаными! — не щадили никого. Ни истерзанных, замученных до полусмерти женщин всех возрастов, ни их детей (даже отчаянно плачущих крошечек-младенцев), ни убогих стариков, на коленях молящих сохранить жизнь хотя бы их внукам — и распинаемых «крестоносцами» на воротах собственных домов…
И все это тяжким бременем легло на нас с Микулой. И хотя внешне именно северянин выглядел более скорбящим, и именно я старался его успокоить — правда была в том, что именно по моему замыслу крестоносцы пришли на Русь. Пусть это все одно случилось бы через два года, пусть Изборск наверняка бы пал и тогда (увы, вот именно насчет города-мученика в моей памяти ничего не отложилось) — все одно трагедия, свершившаяся сейчас, лежит целиком на моей совести.
Останься я в одиночестве — и чувство вины, изжигающее изнутри после хвастливых рассказов победителей, обрывки которых дошли и до моих ушей, свело бы меня с ума. Буквально. И пожалуй и хорошо, что внешний вид скорбящего порубежника отвлекал мое внимание, заставлял меня вновь и вновь искать слова утешения, объяснения. Заставлял доказывать, что именно эта малая жертва не идет ни в какое сравнение с кошмаром, что еще может обрушиться на Русь с приходом татар… Ибо в итоге я таким образом успокаивал самого себя.
…Но трагедия Изборска имела далеко идущие и негативные последствия именно для крестоносцев. Понеся большие потери, фон Вельвен не посмел даже смотреть в сторону Пскова, и выжидал на пепелищах Изборска подхода главных сил ордена — в то время как город активно готовился к обороне. И если до зверств немцев и чудинов сторонников у мятежного Ярослава Владимировича во Пскове хватало и трогать их остерегались, дабы не волновать население, то после все переменилось. Прибывшее из Новгорода пополнение во главе с энергичным воеводой Афанасием заметно усилило гарнизон и позволило посаднику планомерно выцепить всех более-менее известных сторонников князя, посадив их в поруб. Или убив «при задержании», без каких-либо явных брожений в народе… А в стражу у крепостных врат определили целую сотню новгородских дружинников, регулярно сменяющих друг друга на посту. Жители окрестных сел в большинстве своем успели бежать или укрыться за стенами каменного детинца — а внутри его были заготовлены достаточные запасы продовольствия и сформировано крепкое и многочисленное ополчение. Включая его, собственных дружинников и новгородское пополнение, гарнизон Пскова вырос до внушительных двух тысяч воев!
Как итог, уперевшись в закрытые ворота сильной каменной крепости и лишившись пятой колонны внутри ее стен, Дитрих фон Грюнинген замер, не понимая, что делать дальше. А тут еще его настигли вести об аресте новгородского посадника и его приближенных княжичем Александром…
По-хорошему, ландмейстеру стоило идти на Новгород, оставшийся без боевого вождя и отдавшего, к тому же, лучших воинов в дружину Ярослава Всеволодовича. Но, во-первых, он никак не мог оставить в своем тылу «незамиренный» Псков с сильным гарнизоном — ведь так Дитрих поставил бы под удар собственные тылы. Конечно, можно было бы разделить силы — но тогда как быть, если новгородцы без посадника не примут крестоносцев? Или как раз «примут» — на рогатины да секиры, объединившись перед лицом старого врага?! В конце концов, чтобы защитить родной дом, боевой вождь и не требуется — все итак выйдут на стену и будут драться…
И это во-вторых.
