ЕЛПН
Полночь сошла, африканская темень,
6
Кому быть хозяином этих мест;
15–16
Снова дорога пестрым змеем
3–4
Будет ползти с холмов на холмы.
108
3–4, Колчан, автограф 2
В таянье вешнего снега,
Во всем, что гибнет и мудро.
16, Колчан
О, где вы теперь цветете!
20
Хохотавших над Эврипидом.
13–20, автограф 1
отсутствуют
109
автограф 3
без загл.
1–2
Если встретишь меня, не узнаешь,
Назовут, едва ли припомнишь,
5
Но, клянусь, ты будешь моею,
8
Не удастся тебя мне встретить.
16
О тебе в великой пустыне,
110
автографы 1, 2
без загл.
1–3, автограф 2
Скоро полночь. Свеча догорела.
О заснуть бы, заснуть поскорей...
Но смиряйся проклятое тело
4, автографы 1, 2
Перед волей железной моей.
5, автограф 2
Как ты вновь прибегаешь к обману?
6–7, автограф 1
Притворяешься тихим; но лишь
Я забудусь: «Работать не стану,
7, автограф 2
Я забудусь — «работать не стану,
8, автограф 1
Не хочу, не могу», — говоришь...
8, автограф 2
Не хочу, не могу» — говоришь?
9, автограф 1
«Подожди, вот засну, и наутро,
12
Как тогда, как в былые года...»
111
26, «Гиперборей»
В ту ночь в далеких горах,
112
автографы 1, 2, 3
без загл.
2, автограф 1
И, трепеща застежки расстегнуть
2, автограф 2, 3
Там было тихо, тихо и темно,
3–5, автограф 1
В тоске старалась вспомнить что-нибудь
Иное — розы, краски небосклона,
Могучий мавр, высокий как колонна,
5, автограф 2
И черный мавр со взорами дракона
6, автограф 1
Ей дерзко руку положил на грудь,
6, автограф 2
Весь вечер пивший красное вино,
7–8, автограф 1
И на постель осмелился толкнуть
И обнажить нетронутое лоно.
7, автограф 3
К ней подошел, он ждал ее давно,
8, автографы 2, 3
Он не услышит девичьего стона.
9–11, автограф 1
Напрасно стон плачевный «подожди»
Из полусмятой вырвался груди,
В глазах сверкнули слезы... было поздно.
11, автограф 2
Его стальные руки... было поздно.
11, автограф 3
Его стальные руки, было поздно.
13
— О верно в час, когда шумит война
14, автограф 1
Такой же он загадочный и грозный».
14, автограф 3
Такой же он загадочный и грозный.
114
43, «Современник», «Россия в родных песнях»
Уйти? Но разве любишь новое
115
«Современник»
без посвящ.
3
Тогда встает Душа и пляшет, как лунатик,
9
«Ах, хорошо б теперь сидеть в кафе счастливом,
19
Смотреть на бисер звезд; ведь очень небогато
24
Чем усмирить Души мятежной торжество.
29
Пускай ушей и глаз навек замкнутся двери,
31
А после будешь ты растеньем или зверем...
Комментарии
В творческой биографии Гумилева период с апреля 1910 г. по декабрь 1913 г. отмечен чрезвычайно интенсивными поисками новых идей и форм, позволяющих преодолеть «инерцию» традиций символизма. Это время обретения идейной и поэтической самостоятельности, превращения поэта из «ученика» В. Я. Брюсова и Вяч. И. Иванова в «мэтра» новой, противостоящей символизму литературной школы — акмеизма.
В марте-апреле 1910 г. Гумилев участвует в дискуссии, развернувшейся вокруг докладов Вяч. И. Иванова «Заветы символизма» и А. А. Блока «О современном состоянии русского символизма», прочитанных в московском «Обществе свободной эстетики» и петербургском «Обществе ревнителей художественного слова». Иванов и Блок стремились сформулировать своеобразный «катехизис» обновленного символизма, «теургического символизма», который, по мнению докладчиков, должен вспомнить «о священном языке жрецов и волхвов», обратиться в «ознаменовательное тайновидение прирожденных формам соотношений с высшими сущностями и в священное тайнодействие любви, побеждающей разделение форм, в теургическое, преображающее “Буди”» (Иванов Вяч. И. Заветы символизма // Иванов Вяч. И. Родное и вселенское. М., 1994. С. 189). «Основная мысль — искусство должно служить религии», — резюмировал содержание выступлений Иванова и Блока В. Я. Брюсов (см.: Брюсов В. Я. Дневники. М., 1927. С. 142). «В нашем кругу, у экс-декадентов, великий раскол, — писал тогда же Брюсов П. П. Перцову, — борьба “кларистов” с “мистиками”. Кларисты — это “Аполлон”, Кузмин, Маковский и др. “Мистики” — это московский “Мусагет”, Белый, Вяч. Иванов, Соловьев (имеется в виду С. М. Соловьев. — Ред.) и др. В сущности, возобновлен дряхлый-предряхлый спор о свободном искусстве и тенденции. Кларисты (от фр. clair — светлый, ясный; термин “кларизм” вошел в литературный обиход 10-х гг. XX века после выхода статьи М. А. Кузмина “О прекрасной ясности” (1910). — Ред.) защищают ясность мысли, слога, образов, но это только форма, а в сущности они защищают “поэзию, коей цель — поэзия”, как сказал старик Иван Сергеевич (Тургенев. — Ред.). Мистики проповедуют “обновленный символизм”, “мифотворчество” и т. п., а в сущности хотят, чтобы поэзия служила их христианству, была бы ancilla theologiae (служанка богословия
