у вас были неприятности, — сказал он. — Мы с миссис Ламберт поразмыслили и считаем, что вы подвергаете себя ненужному риску при доставке этих… как бы мне поточнее выразиться?.. этих продуктов нуждающимся нашего бедного острова.
Я сказал:
— До сих пор все обходилось. Вы бы видели, сколько добра мы выбрасываем.
— Не поймите меня превратно, — сказал он. — Я не порицаю вас за то, что вы делаете. Но мою супругу особенно волнуют грузовики. Ей кажется, что если они выезжают с этими продуктами, а потом приезжают обратно, то не исключена возможность, что их осмотрят оба раза.
— Понял вас. Спасибо, мистер Ламберт. Значит, миссис Ламберт считает, что грузовик мог бы, например, уехать с базы и не вернуться?
— Миссис Ламберт считает, что так безопасней. У миссис Ламберт есть родственник, который знает все, что можно знать о грузовиках и вообще об автомобильном транспорте.
Я помолчал, прикинул, чем это чревато.
Мистер Ламберт не выдержал тона. Он сделался фамильярным. У всех обитателей улицы были две манеры поведения, одна — чрезвычайно официальная, другая — непринужденная и шутливая.
— Слушайте, — сказал мистер Ламберт. — Грузовик приезжает на базу — начинаются всякие расспросы. Остается здесь — десять против одного, что о нем вообще забудут. Вы, ребята, владеете целым миром.
И однажды вкатился во двор к мистеру Ламберту грузовик; через две недели или около того, когда грузовик оттуда выкатился, его было не узнать.
— Аренда, а по-вашему ленд-лиз: подарено, так не ленись, — в восторге заметил мистер Ламберт. Этот самый грузовик у мистера Ламберта арендовали подрядчики на базе. Подрядчики выделили шофера и хотели, можно сказать жаждали, чтобы грузовик работал в две смены.
— Мы получаем двадцать долларов в день, — сказал мистер Ламберт. — Какой успех, мой друг, какой успех! Какая радость этот грузовик для всех!
Надо ли говорить, что успех этот он делил со мной?
Тем не менее миссис Ламберт все еще оставалась фигурой заднего плана. Фигура в окошке с занавесками; некто, деловито шагающий в магазин. Не та, с кем случается поговорить. Она так и не вошла в жизнь улицы.
— Вот человек, которому ты отравил старость, — сказал Генри. — Понимаешь? Она ведет себя так, как будто они купили этот грузовик. По-моему, это добром не кончится.
Двадцать долларов в день минус комиссионные и бензин. Деньги липли к деньгам; и вот в один прекрасный день рабочие окружили дом мистера Ламберта, как муравьи — дохлого таракана. Вся улица вышла поглазеть. Дом, деревянный и маленький, был поднят со свай. Парадная дверь с вывеской «Мистер У. Ламберт, переплетчик» распахнулась и хлопала, пока дом переносили на задний двор, чтобы поставить там не на сваи, а на голую землю. Рабочие отметили свое достижение стаканчиками рома. Улица — приветственными криками. Но тут мы увидели, что сквозь толпу проталкивается мистер Ламберт. Он шел с таким видом, как будто ожидал услышать известие о чьей-то смерти. Он увидел сваи; он увидел свой дом на земле; и он сказал:
— Мой дом! Мой дом на землю сел, о, незадача! Зачем мне дача! Где дом был, нынче свай унылый строй; торчат, как фиги, из земли пустой. — Он ушел и отправился к Ма Хо. Он напился пьян; он обращался в стихах ко всем. Привычка вкоренилась. Нам показалось, что он так и остался пьяным до самой смерти.
Генри сказал:
— Жила-была бедная девушка, — сейчас это в самом деле походило на сказку, — и родители ее, этой миссис Ламберт, были с Корсики. Жили себе там, наверху, в какаовых долинах под вечнозелеными деревьями. Времена были трудные. Какао и подарить было некому. А у Ламберта — место на казенной службе. Посыльный. Форма, постоянное жалованье, пенсия по старости, и никто тебя не уволит. Сыграли свадьбу там же, в горах, — зеленые деревья, красные цветочки. Счастье! Жили-были, не тужили. Молочная речка, какаовые берега. Гензель и Гретель. А потом жизнь стала помаленьку их догонять.
Сваи посшибали, и на месте старого деревянного дома стал подниматься дом из узорчатых бетонных блоков. Я видел, что дом будет как сотни других в городе: три спальни с одной стороны, веранда, гостиная и столовая с другой стороны, веранда сзади.
И без крылечка, где сидел бы по утрам мистер Ламберт со стаканчиком рома и приветствовал нас, прохожих. Старый дом продали; разобрали — рама за рамой, жалюзи за жалюзи, — и покупатель собрал его где-то далеко, в деревне. И не стало по утрам мистера Ламберта. Он уходил со двора рано. В своем хаки он был покож на рабочего, который отправляется на полную смену. Мы часто видели его с Мано. Мано, скороход со двора Генри, после утренней тренировки надевал форму посыльного, тоже цвета хаки, и шел в свое правительственное учреждение. Костюмы у них были одинаковые, но пару они составляли несуразную: Мано — поджарый и спортивный, мистер Ламберт — спозаранку нетрезвый и нетвердо стоящий на ногах.
Мистер Ламберт прирабатывал на стороне. В дни спортивных соревнований, бегов, футбольных и крикетных матчей он открывал ларек. Торговал он отвратной сладкой жидкостью собственного производства. В эти дни он появлялся не в обычном своем пробковом шлеме, а обвязавши голову платком. Звонил в колокольчик и выкрикивал рекламные стишки, зачастую совершенно бессмысленные: «Зритель! Зритель! Где ты друг? А я тут! Тук-тук-тук!» Иногда он показывал на ядовитую лохань, где в красной жидкости плавали льдинки, и призывал: «Заходи! Забегай! Заскочи! Залетай! Заползай! Заворачивай!»
Таким был мистер Ламберт в более счастливые времена. Теперь, когда дом переживал упадок, он, кажется, и с ларьком распрощался. Но он подружился с Мано и из верности другу объявил, что придет на соревнования с его участием.
Генри сказал:
— Его хозяйке это не нравится. Когда старый черный муж, перевязавши голову платком, скачет и звонит в бубенчик, ее это вроде роняет — тем более у ней новый дом строится. Она говорит: еще раз пойдешь туда и будешь звонить — между нами все кончено. Построят дом — она его на порог не пустит.
Так что мы переживали и за мистера Ламберта, и за Мано. Во второй половине дня мы часто отправлялись с Мано в большой парк и сопровождали его на велосипедах, чтобы помочь ему избавиться от нетерпеливости, — из-за нее он бегал на состязаниях по ходьбе, и его дисквалифицировали.
Генри сказал:
— Фрэнки, по-моему, ты принимаешь Мано слишком близко к сердцу. Следи за собой. Смотри, что ты сделал с миссис Ламберт. Знаешь, мне кажется, если люди говорят, что они хотят что-то сделать, это вовсе не значит, что
