подкованные сталью копыта.
Схватка была короткой, но предельно яростной. Французские кавалеристы и их кони были утомлены недавней бешеной скачкой вверх по склону холма, англичане же пошли в атаку на совершенно свежих конях, эта разница не могла не сказаться. Ней метался по полю битвы, стараясь воодушевить своих солдат, он потерял нескольких коней, сам же не был даже ранен. Однако усилия маршала не приносили желаемого результата: les cuirassiers встретили равного противника. Непобедимая прежде французская кавалерия держалась из последних сил, но силы эти быстро иссякали. Английские пехотные каре с торжествующими криками продвигались вперед, штыками вытесняли дрогнувших кирасиров с плато Мон-Сеи-Жан. Ней был в отчаянии от своей грубейшей, непоправимой ошибки. Вместо того чтобы поддержать кавалерией пехотную атаку, он попусту загубил лучшие войска императора — и даже не вывел из строя артиллерию противника!
В бешеной неразберихе схватки наступила короткая передышка. Вздумай английская кавалерия преследовать отступающего противника, она неизбежно попала бы под плотный огонь французской артиллерии, однако лорд Аксбридж даже не думал о таком безрассудстве. По звуку рожка его кавалеристы отошли за линию батарей и начали перегруппировку, тем временем уцелевшие канониры покинули каре и бросились к своим пушкам.
А затем случилось неизбежное. Грохот, резкий свист, и вдогонку отступающим французам полетело первое ядро. Затем второе. Вскоре все английские пушки дружно выплевывали языки оранжевого пламени, осыпая бегущих кирасиров ядрами и смертоносным градом картечи. Сжав в бессильном отчаянии кулаки, Наполеон смотрел, как гибнет его кавалерия[108].
Железный герцог и лорд Аксбридж наблюдали эту картину с удовлетворением и облегчением. Французские артиллеристы пытались прикрыть отступление конницы Нея огнем. И тут произошел эпизод, породивший один из самых знаменитых в военной истории анекдотов. Если верить рассказам, когда очередное французское ядро раздробило лорду Аксбриджу ногу, тот сказал:
— Господи, сэр, похоже, я лишился ноги.
На что герцог Веллингтон ответил:
— Господи, сэр, похоже, что так оно и есть.
Наполеон смотрел, как бегут остатки конницы Нея.
— Незамедлительно отправьте туда пехоту д’Эрлона.
— Сир, они только начали перегруппировку.
— Флао, скачите к Келлерману, пусть он бросит на поддержку Нея всех своих солдат, до последнего.
Скорее всего, Наполеон отдавал этот приказ, почти не сомневаясь в его запоздалости. Но он понимал и другое — если оставить Нея на произвол судьбы, в войсках, стоящих на передовой линии, может вспыхнуть всеобщая паника. Пока Келлерман готовился к выступлению, Ней подскакал к д’Эрлону, торопливо перестраивавшему свой потрепанный корпус.
— Держитесь, д’Эрлон, держитесь, мой друг, насмерть. Если мы не погибнем здесь, сегодня, то погибнем чуть позднее, от пуль эмигрантов.[109]
Его слова оказались пророческими[110].
Смятение нарастало, каждый кавалерийский генерал считал своим долгом повторить грубую ошибку Нея, один за другим они бросали свои дивизии на все тот же гибельный склон. Сперва пошла в наступление 1-я дивизия генерала л’Эртье, затем 2-я Русселя, их примеру последовали Гюйо и Лефевр — и все это без какого-либо плана, без приказа императора. 10000 кавалеристов наступали по фронту менее пятисот метров, теснота на поле полностью исключала возможность маневрирования. Зато французские кавалеристы представляли собой идеальную мишень для плотного, смертоносного огня оживших английских пушек. Вторую кавалерийскую атаку постигла та же участь, что и первую. Только на этот раз кавалеристы наступали в тесном строю, так что каждый выстрел каждой из ста пятидесяти шести пушек Веллингтона собирал с них богатую кровавую дань. Это было не сражение, а мясорубка.
Второй кавалерийский корпус Блюхера, которым командовал Цитен, генерал с седыми, увязанными в подобие лошадиного хвоста волосами и длинными, закрученными вверх усами, соединился с корпусом фон Бюлова. Фельдмаршал направил свою пехоту против наполеоновской Молодой гвардии и быстро захватил деревню Планшнуа. Император послал в Планшнуа один единственный батальон Старой гвардии. Закаленные в битвах солдаты прошли сквозь наступающую прусскую армию как стопушечный линейный корабль сквозь стайку рыбацких лодчонок. Пруссаки остановились.
Пока они стояли, битва приняла новый поворот. Пехота Нея в конце концов сумела захватить Ла Э-Сент. Английская линия обороны опасно прогнулась. Ней, успевший уже прийти в себя после катастрофической кавалерийской атаки, двинул пехотные колонны вдоль Брюссельской дороги. Ему представилась уникальная возможность фланговым ударом смести всю вражескую линию обороны, несколько дополнительных батальонов могли обеспечить полную победу. Если бы Наполеон прислал в этот момент Нею хотя бы небольшую часть своей гвардии, тот превратил бы локальный прорыв в полный разгром противника. Памятуя завет императора: «Судьба сражения определяется в один, критический момент одним, удачно найденным решением... когда наступает такой момент, чашу весов может склонить малейший из резервов»,— Ней послал к нему своего адъютанта, полковника Эме.
— Votre Majeste, маршал просит у вас пехоту.
— Пехоту? — вскричал император, все еще не простивший Нею недавний провал кавалерийской атаки.— И где же, по вашему мнению, должен я ее взять? Вы что, думаете, что я делаю пехоту?
Войска, находившиеся под его личным командованием, ожесточенно сражались на двух фронтах, большую часть своих резервов он бросил против одетых в черные мундиры пруссаков, и все же у Наполеона было под рукой пятнадцать элитных батальонов, восемь — Старой Гвардии и шесть — Средней. Будь сейчас при нем маршал Бертье, этот опытный начальник штаба сразу же рассмотрел бы удачную возможность для нанесения удара и постарался бы переубедить своего императора.
Но Сульту было далеко до Бертье. Трудно сказать, что именно определило поведение Нанолеона — злость на Нея, усталость или недомогание, во всяком случае он не сделал ничего и упустил свой последний шанс.
Примерно в это же время появился Блюхер с основными силами своей армии.
— Vorworts, meine Kinder![111]
Волны одетых в черное солдат захлестнули Планшнуа и начали угрожать открытому флангу Наполеона у Ла Бель-Альянс. Генерал Цитен приказал полковнику фон Райхе, своему начальнику штаба, переместиться вместе с кавалерийским корпусом в центр английской оборонительной линии.
К этому моменту Наполеон уже осознал свою ошибку и горько каялся, что отказал Нею в пехотной поддержке. Однако он надеялся, что все еще сможет разгромить английский центр, потрепанный ничуть не меньше его собственных войск. Император решил поставить все на одну карту — заслуженную и неумеренно восхваляемую Старую Гвардию.
— Дрюо, я хочу, чтобы Фриан вывел пять батальонов к этой точке.
Он указал на избитую пушечными ядрами ветряную мельницу поселка Мон-Сен-Жан.
Чеканя шаг под звуки оркестра из ста пятидесяти музыкантов, игравшего «La marche du Carousel»[112], 6000 гренадеров подошли к Ла Бель-Альянс, где Фриан представил их императору. Наполеон, морщась
