мне наконец надоело притворяться, что это не так.
Возможно, она ещё не знает об этом, но я позабочусь о том, чтобы завтрашнее Рождество она никогда не забыла.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
— Пора вставать, красавица.
Джек осыпает поцелуями линию моей челюсти, нежно поглаживая мои волосы.
— Уйди. — Я переворачиваюсь, набрасывая на лицо подушку. — Ещё слишком рано. Солнце ещё даже не встало.
Я двигаюсь в направлении окна, все ещё не поднимая головы.
— Сегодня рождественское утро, помнишь? — Он легонько проводит пальцами по моей шее, терпеливо пытаясь заставить меня встать с кровати. — Если ты не встанешь, боюсь, твой сюрприз будет испорчен.
Сюрприз? Для меня?
Это привлекает мое внимание, и я приподнимаю подушку, чтобы посмотреть на него, приоткрыв один глаз.
— Что за сюрприз?
Он тихо хихикает.
— Такой, о котором я не могу тебе рассказать, пока ты не оденешься и не пойдешь со мной.
— Лучше бы это было хорошо. — Пробормотала я.
— О, поверь мне, так и будет. — Обещает он. — Не забудь одеться потеплее, мы выходим на улицу.
Я бросаю на него настороженный взгляд, прежде чем вылезти из кровати и переодеться в пару леггинсов с флисовой подкладкой, термокофту и шерстяные носки.
В доме царит полная тишина, когда мы выходим из моей спальни и на цыпочках спускаемся по двум пролетам скрипучей лестницы. Мои братья и Лола остались на ночь, и меньше всего кому-то хочется, чтобы Лола проснулась до рассвета и умоляла открыть ее подарки.
Когда мы доходим до коридора, Джек останавливает меня.
— Что…
Он прижимает палец к губам, напоминая мне о необходимости вести себя тихо, и протягивает черную атласную повязку на глаза.
— Это необходимо? — Шепчу я.
— Ты же не хочешь испортить сюрприз, правда? — Шутит он.
— Нет, наверное, нет.
Я выполняю его просьбу и поворачиваюсь, чтобы он мог завязать повязку на глаза.
Не понимаю, почему я такая угрюмая. Он всего лишь пытается сделать что-то хорошее, а я с тех пор, как проснулась, только и делаю, что жалуюсь.
Я ничего не вижу, пока Джек ведет меня к входной двери, и холодный ветерок кусает меня за щеки, когда мы выходим на улицу. Он прижимает меня к себе, ведя вниз по ступенькам к подъездной дорожке.
Я слышу слабый стук копыт по земле и негромкое мычание.
— Что здесь делают лошади?
— Ничто не проходит мимо тебя, не так ли? — Он выдыхает. — Мы едем в санях, запряженных лошадьми. Думаю, будет проще, если я подниму тебя внутрь. Ты не против?
Я киваю, он подхватывает меня на руки и забирается внутрь, как я понимаю, повозки. Должно быть, санями управляет кто-то ещё, но я решаю не задавать лишних вопросов, чтобы не испортить сюрприз. Джек усаживает меня на мягкое сиденье, укутывает нас одеялом, и я с нетерпением прижимаюсь к его груди и трусь щекой о тепло его шеи.
Проходит несколько минут, и я все больше предвкушаю то, что он приготовил. Это наш последний день вместе, и я благодарна, что у нас будет время побыть наедине, чтобы обсудить, что мы будем делать дальше. Я не хочу, чтобы он возвращался в Нью-Йорк, пока мы не определимся с тем, что будет дальше.
Когда сани наконец останавливаются, Джек без труда поднимает меня из кареты и ставит на землю. Он кладет свою руку мне на поясницу, а другую крепко сжимает в своей, ведя меня вперед.
Звук копыт, цокающих по земле, говорит о том, что тот, кто привез нас сюда, уже уходит, а значит, мы с Джеком официально одни.
— Я уже могу снять повязку?
— Пока нет. Ещё несколько шагов. — Обещает он.
Когда он наконец снимает повязку с глаз, я быстро моргаю, привыкая к окружающей обстановке. На улице ещё темно, но света достаточно, чтобы определить, что мы стоим на гребне холма с видом на озеро на краю владений моих родителей. На холме установлен стальной кострище, внутри которого уже потрескивает огонь. Рядом стоят два кресла, обложенные меховыми одеялами и подушками, а между ними — деревянный ящик с термосом и кружками.
— Ты все это спланировал? — Я смотрю на него с благоговением. — И как это? — С любопытством спрашиваю я.
— Быть больше, чем просто твоим боссом. — Признается он. — Я делал все возможное, чтобы между нами сохранялись строго профессиональные отношения, но я не могу смириться с мыслью, что не увижу тебя две недели. Поэтому, когда мне представилась возможность пригласить себя поехать с тобой в Аспен Гроув, я не мог упустить ее, будь прокляты последствия. К тому же я ни за что на свете не хотел дать тебе шанс найти кого-то другого, чтобы поцеловать тебя под омелой. — Он одаривает меня злобной ухмылкой. — Теперь, когда я почувствовал, каково это — называть тебя своей, я не хочу тебя отпускать.
— Что ты хочешь сказать? — Спрашиваю я, мой голос дрожит.
— Я влюблен в тебя, Пресли Стаффорд.
Я застываю на месте, когда эти неожиданные слова слетают с его губ. Влюблен? Как такое возможно? До последней недели мы не проводили время вместе за пределами офиса.
— Как ты можешь быть влюблен в меня? — Пролепетала я, не в силах скрыть удивление от его заявления.
— Ты захватывала мое сердце по кусочкам, прокладывая себе путь в мою душу, и не успел я опомниться, как ты завладела всем мной.
— Я все ещё не понимаю. Ты никогда не проявлял ко мне интереса до этой недели и всегда был холодным, замкнутым и требовательным. Мне все равно, почему ты так со мной обращался. Меня волнует только то, что ты так поступил. — Я делаю дрожащий вдох, заставляя себя продолжать. — Ты признался, что не продвигал меня по службе, потому что не хотел потерять меня как своего помощника. Это было исключительно ради твоей выгоды, но не моей. Как это можно приравнять к любви?
Джек встает со своего места и проводит пальцами по волосам, шагая по снегу.
— Я знаю, что в прошлом облажался, относясь к тебе не так, как должен был. Но это не меняет моих чувств к тебе. Почему ты должна быть такой чертовски сложной?
— Я? — Я повышаю голос от разочарования. — Это ты разглагольствуешь о безумных понятиях о любви. В последний раз, когда я проверяла, ты просто притворялся моим парнем.
До сегодняшнего дня он не говорил ничего, что указывало бы на то, что ему нужно нечто большее, чем случайная интрижка.
— Позволь мне прояснить одну вещь. — Его голос непоколебим. — С
