А ещё излагать свои мысли, сочинять, говорят, это помогает. Веди дневник. Красивенько так записывай ручками разного цвета. Главное, избавиться от этого, понимаешь? Распознать чувства, ведущие к самоповреждению. Ну не любит он тебя. И никогда он никого не полюбит. — Глажу её по голове двумя пальцами почти здоровой руки. — Он человек такой! Слышишь меня? Не нужен ему никто. У него есть он сам и его работа. И он живёт в гармонии с собой. Женщины для него — это способ отдохнуть, не больше.
Тут открывается дверь в кабинет Ткаченко, и я возвращаюсь на место, опускаюсь рядом с подругой.
Как только проём освещается, наши с доктором взгляды тут же спотыкаются друг о друга. Я отворачиваюсь. Я не могу. Вспоминаю, как только что Майку успокаивала, и самой тошно.
Он выкатывает маму. Наталья Викторовна больше не кривится от боли, она улыбается. Выглядит довольной.
— Мы на снимок, — сухо объявляет Ткаченко.
Сам повёз. Не просил медсестру. С чего это вдруг? Если и моя мама в него влюбится, я его собственноручно придушу.
— Это же твоя мама, — охает Майка. — Что случилось? Это её ты сюда привезла? К хорошему доктору, да? Значит, у вас ничего нет?
Майка, разулыбавшись, успокаивается. Кидается меня обнимать, хоть и держит руку чуть в стороне.
— Маме переехали ногу тележкой в супермаркете. Я её привезла к знакомому врачу.
— Правильно! — дышит как будто вынырнула из глубины. — Костик он молодец, он всё сделает в лучшем виде. Что-то вам прям не везёт. Ну лишь бы не перелом.
— Пошли в очередь к Разумовскому. Раз мама улыбается, значит всё хорошо. Ткаченко сделал ей укол, сейчас проконтролирует рентген. Я успокоилась.
Майка мнётся.
— Я не пойду к Разумовскому. Я к Косте пойду!
— Хватит, Майка, я тебя умоляю. Ты меня пугаешь. Это уже мания.
— Я скажу ему прямо сейчас, — стопорится подруга. — Я решила!
— Майка, прошу тебя. Не надо! — Сразу же догадываюсь, о чём она. — Я тебя умоляю! Это к добру не приведет. Надо было сразу, сейчас это будет ни к чему.
— Он запостил сториз с девушкой.
Майка бледнеет, превращаясь в любимую простынь моей мамы.
Щурюсь, пытаясь сообразить.
— Не поняла.
— Я же тебе говорила, что когда мужик влюбляется, то постит себя с дамой сердца в соцсетях. Костик никогда так не делал. А сегодня сделал. Он нашел её. У этой девушки на фото есть собака. Он же собачник. У него овчарка. И она любит собак. Вот они и гуляют вместе. Это точно любовь. Тянуть больше некуда! Сейчас или никогда!
— Или кто-то решил отомстить бабе, которая ему не дала. В надежде, что эта самая баба увидит его сториз и обзавидуется, какое сокровище ей не досталось.
— Не поняла? — морщится Майка.
Ей больно. Не понимаю, зачем она упрямится.
— Пойдём к Разумовскому лечить палец. — Тяну её в сторону следующего кабинета.
Но пока мы с подругой пререкаемся, Ткаченко уже везёт мою маму обратно. Я на снимок по полчаса сидела, а он пропихнул её без очереди!
Рада за маму. Но ему-то это зачем?
Подхалим!
— Спасибо вам огромное, доктор. — Иду им навстречу, на него не смотрю, только на маму.
— Милая! — Беру своими двумя пальцами маму за руку. Она успокаивает: — Всё хорошо. Перелома нет. Константин Леонидович уже и снимок посмотрел. Спасибо ему огромное.
— Я очень рада. — Наклоняюсь и целую маму в макушку.
— Но тугую повязку придётся поносить и на ногу пока что наступать нельзя. Я всё напишу в рекомендациях.
— Очень и очень благодарна вам, Константин Леонидович, приходите к нам на ужин…
В ужасе перебиваю маму. Если Майка узнает, что он был у меня дома, она прыгнет с моста.
— Я думаю, у доктора полно дел, кроме как есть макароны в обществе двух калек.
Непроизвольно поднимаю глаза и снова натыкаюсь на его пристальный взгляд.
— А вы меньше думайте, Ульяна Сергеевна. — Затем поворачивается к маме. — Я с удовольствием, Наталья Викторовна.
Вот вроде умный мужик, а прям на открытый конфликт идёт. Меня это очень злит. Пусть со своей собачницей макароны ест! В разных позах.
— Я буду думать ровно столько, сколько захочу. Вы мне, Константин Леонидович, не указ.
Мы сверлим друг друга взглядами. Как дети. И с удовольствием наговорили бы ещё гадостей, но между нами влезает моя подруга… Я так разозлилась на него, что аж забыла про неё.
— Костя, привет. Это я, Майя. У меня вот палец, — хнычет.
Он смотрит на неё секунд тридцать и, улыбнувшись, говорит тихо и уверенно:
— Надо признаться, я уже закончил смену. Сейчас перенаправлю тебя к Разумовскому. Он отличный специалист.
И разворачивается. Идёт к двери.
Вот козёл. Я, конечно, против того, что она за ним бегает. И у него, возможно, действительно уже конец рабочего дня, но они же знакомы. Он только что
