Книга Межесвет - Юлия Федорченко

стоял за ее спиной и терпеливо дожидался, пока она все рассмотрит, хотя ему это было неприятно. Или неловко? Он не мог толком разобрать. Он вспомнил, как Лу приходила к нему ночью, как они нежно ласкали друг друга, как потом он узнал, с кем она делала то же самое, — и его охватила безотчетная ярость. Он силился подавить гнев, пока госпожа ди Рейз, ничего не подозревая, смотрела на его лицо.

— Кто я для тебя? — наконец спросила Летиция. — Почему ты говоришь, что ждал меня? Почему видел меня во сне?

— Я не знаю, — сказал он слишком резко и грубо, как будто сдерживался изо всех сил, чтобы ее не ударить. Эта девушка, стоящая перед ним, была в разы прелестнее, чем Лу. И она — ведьма. — Сможешь найти свою комнату?

Помедлив, она кивнула. Неприязнь, на время затаившаяся в темном уголке разума, теперь разгорелась с новой силой. Летиция ощутила, что ее неосознанно тянет к Кассу — и создала между ними невидимую стену, стараясь оградить себя от недостойных мыслей и поступков. Она пришла сюда, чтобы стать сильной, хотя могла всю жизнь выглядывать из-за плеча Ланна и подставлять его под удар. Ей не нужен был еще один защитник. Проснувшись от очередного кошмара, она не побежит по коридору в поисках его комнаты и не станет искать у него утешения. Это глупо. Кассиан ей никто. И он… мужчина. От внезапной боли на глаза навернулись слезы. Летиция быстро сморгнула их, не желая признаваться в мимолетной слабости. Ланн преследовал ее в потемках, он говорил слова, которых она никогда бы не хотела от него слышать, пусть они были далеки от правды. Охрипшим, сорванным голосом ульцескор проклинал ее и свою любовь.

— У нас будет еще много времени на разговоры.

Касс стоял на пороге, откинув полог, приглашая ее на выход — или, скорее, настаивая на том, чтобы она ушла. Летиция неопределенно покачала головой, все еще пребывая на грани реальности и видения, вызванного мыслями о Ланне.

— Почему ты так говоришь?

— Я расскажу тебе обо всем, если захочешь.

Юноша горько усмехнулся и вновь сделал приглашающий жест. Летиция шагнула вперед. В этот миг ей так же остро захотелось избавиться от общества Касса, как и ему самому. Она была убеждена, что найдет обратную дорогу без его помощи — шифоновая занавеска цвета огня, загораживающая вход в ее жилище, была уникальной и достаточно запоминающейся.

Ее лицо — или лицо Лу? — пронеслось перед глазами Касса, когда Летиция случайно задела его плечом. Он простер руку, чтобы остановить ее, повинуясь необъяснимому порыву, но вовремя сдержался и крепко стиснул пальцы. Госпожа ди Рейз ушла, и Касс еще долго прислушивался к удаляющемуся звуку ее шагов.

— До встречи, — хрипло прошептал он, еле выговаривая слова, так как голос не желал ему повиноваться. Юноша с надеждой взглянул на зеркало, но его гладь оставалась недвижимой и ровной. Тот, несносный тролль, мог скрасить часы одиночества, но он был занят чем-то в своем мире и не ответил на мысленный призыв. Касс совершил над собой усилие, заставил себя сделать несколько шагов и упасть на кровать. — До встречи, напарница.

Он быстро задремал, а госпожа ди Рейз не смогла сдержать данного себе обещания. В стенах убежища не наступал рассвет, солнце всходило где-то там, снаружи, пока в обители ковена царила вечная ночь — и эта ночь приносила с собой дурные сны. Летиция сидела в кресле, а вокруг бродила Тень Охотника: как безглазая собака, он прислушивался к ее дыханию. Летиция старалась не дышать, она зажимала рот ладонями, зная, что иначе он не сможет ее обнаружить: благодаря серебристой метке под правым коленом девушку обволакивал сильный волчий запах. Архен в своем слепом стремлении ей обладать руководствовался исключительно эгоистичными намерениями, и, тем не менее, он подарил ей своеобразную защиту: не от людей, но созданий тьмы.

Летиция бежала по слабо освещенному коридору, чувствуя, что за ширмами спят другие ведьмы, которых она не знала и не желала знать. Примерно с неделю назад они с Шайной-Ламех спустились в комнату архивов и добыли сведения о расположении убежищ, но юная Вираго не стала сопровождать Летицию в ее путешествии. Девушка и не просила ее об этом. Лайя-Элейна слишком ревностно относилась к огненной малышке, чтобы так просто ее отпустить. Теперь Летиция осталась одна — одна против целого мира.

Зазвенели бусины на ширме, Касс резко приподнялся и сонно заморгал — с некоторых пор он спал особенно чутко. Госпожа ди Рейз прижимала руки к груди, пытаясь восстановить дыхание, ее щеки пылали: от смущения и быстрого бега. Она переступила порог и заговорила, тихо и быстро, и ведьмак сел на постели, смотря на нее широко раскрытыми глазами. Он не осмеливался ее перебить. Она говорила так долго, что охрипла, и вскоре этот эпизод стал восприниматься ими обоими не более чем придаток сна, который они видели — и не смогли досмотреть.

Она рассказала ему все, что ее тревожило, все, что сумела вспомнить. Зверь с ясными голубыми глазами, что воет в ночи: потерянный, никому не нужный. Человек из плоти с камнем в груди, теплеющим при одном упоминании о силе. Человек из камня и серебром вместо крови — но с горячим сердцем. Девочка, выдыхающая пламя, к которой невозможно прикоснуться. Изувеченная рука, бьющаяся в тканевой тюрьме, кажущаяся беспомощной и в то же время наводящая ужас. Сила, утратившая физическое воплощение, но могущая убивать. Дверь, ведущая в никуда; дверь, за которой скрылось ее 'я', бывшее и не бывшее ею.

Закончив, Летиция попросила воды. Он усадил ее на кровать и попросил подождать. Слишком много свалилось ему на голову в этот день, и Касс едва не прошел мимо кухни, пытаясь упорядочить мысли. Когда он вернулся с кувшином в руках, госпожа ди Рейз уже спала, раскинув руки и слегка приоткрыв рот. Ведьмак вздохнул, поставил на стол кувшин и опустился на пол рядом с кроватью. Пламя свечи колебалось от легкого ветра, отсветы скользили по его лицу и зажигали в глазах золотистые огоньки.

— Я не сказал тебе вот что, — произнес Касс, вряд ли отдавая себе отчет в том, что Летиция не воспринимает его слова. — Схватка не была честной. Мы дрались на мечах, он во много раз превосходил меня, и я рассчитывал, что погибну. Но когда он занес клинок для удара, которому положено было стать смертельным, когда солнце позолотило его волосы и стекавший с висков пот, яркий луч вдруг пронзил его лоб, его глаза закатились,