Когда решение было принято, отцы города задали пир в честь гостей с Запада. Всевед не участвовал в торжестве – как и подобает жрецу, он собирался поститься перед завтрашним священнодействием. Ближе к ночи он покинул дом Витослава и уселся на колесницу, запряженную черными конями. Свистнул кнут и повозка помчалась по мощенным улицам, направляясь на вершину холма, где, нависал над всем городом величественный храм Триглава. Запоздалые прохожие почтительно кланяясь, прижимаясь к домам, чтобы пропустить верховного жреца Щетина.
Прибыв в храм, Всевед отпустил младших жрецов и, открыв тяжелую дверь, вошел внутрь храма. Зажженный им светильник из жира озарил колеблющимся светом великолепное убранство капища: стены его покрывали деревянные скульптуры и барельефы, изображавшие людей, птиц и зверей, вырезанные столь искусно, что казались живыми. В специальных нишах хранились серебряные и золотые чаши, выносившиеся по праздникам на общие пиры для самых знатных людей города. Здесь же хранилась десятина взятой на море или на суше добычи и рога, окованные золотом и украшенные драгоценными камнями, оружие и всяческая драгоценная утварь.
Посреди храма высился трехглавый идол, в два человеческих роста, с тремя серебряными головами под одной шапкой, из которой торчали натуральные козлиные рога. Все три пары глаз прикрывала золоченная повязка, на груди божества красовался серебряный полумесяц. Один из оскаленных ртов идола сжимал в зубах утку, из другого высовывалась голова свиньи, третья же голова держала во рту рыбу. Тремя мирам владеет Триглав-Чернобог и со всех трех царств ему поступает доля живых существ, в них обитающих. В годы же величайших бедствий или наоборот, наибольшего обилия, бог получал и человеческие жертвы. Возле главного бога Щетина полукругом стояли кумиры младших Богов. Все идолы были раскрашены яркими красками, ничуть не тускневшими и не облазившими от времени, не подвластными снегу, дождю, солнцу и ветру.
Позади идола виднелась небольшая дверь, из-за которой доносилось тревожное фырканье. Довольная улыбка искривила лицо Всеведа, когда он нащупал под полой плаща небольшой кувшинчик. Подойдя к двери, жрец отодвинул засов и вошел в темное помещение, пропахшее навозом и конским потом. Послышался стук копыт и на свет вышел вороной конь, необычайно рослый и жирный, с роскошной черной гривой. Этот конь, никогда не знавший ни всадника, ни какой-либо работы, был посвящен самому Триглаву, находясь под постоянным присмотром жрецов. Всякий раз, когда в Щетине думали идти на войну или пуститься в море для разбоя, гадали этим конем, заставляя его переступать через разложенные по земле девять копий. Покрыв коня красной попоной, Всевед выводил коня перед старейшинами, а в иные времена – и перед всем вечем, когда дело считалось особенно важным. Жрец проводил коня через копья по три раза взад и вперед; если конь не задевал копий ногами, то предвещалась удача, и народ шел на дело; если животное наступало на копья или, тем паче, перемешивало их, то задуманное предприятие отменялось.
Завтрашнее же гадание будет не о союзе с франками – на таком не настаивал даже Эбурис, - напротив, у Триглава будут спрашивать, стоит ли откликаться на призыв Драговита, выступить на войну против ободритов. Князь Рерика Вышан хочет оторвать Щетин от велетского союза и этого же хочет король Карл – поэтому его посланец и прибыл в Щетин. Если завтра конь перемешает копья – значит, поход на ободритов не угоден богам и Щетин не поддержит князя. И Всевед уже знал, чем обернется завтрашнее гадание – недаром он взял кувшинчик с приготовленным из редких трав зельем. Священного коня оно не убьет, но голову ему изрядно замутит – а значит, завтра конь будет спотыкаться и гадание не удастся – а ведь это и нужно франку.
Поглаживая тычущегося ему в плечо коня, Всевед достал кувшинчик, сковырнув просмоленную пробку, уже готовясь вылить зелье в кормушку.
- Вмешиваешься в волю богов, жрец!?
Не веря своим ушам, Всевед в ярости обернулся – никто не смел войти в святилище! Перед ним стояла молодая женщина в странном облачении – черная рубаха с короткими рукавами и непристойно укороченная юбка выше колен. На рубахе – глубокий вырез и меж упругих грудей висит на цепочке серебряная пластинка, изображавшая некое оскаленное существо, наподобие кота. Красивое лицо портила наложенная на левый глаз золотая повязка, вроде той, что прикрывала глаза самого Триглава.
- Как смела ты явиться в обитель бога? – грозно произнес жрец, - наглая девка, ты умрешь за это святотатство!
-Бога, чью волю ты искажаешь? - она говорила на вендском с акцентом, который Всевед слышал от купцов-саксов, - ты, кто готов продать честь племени за христианские подачки, смеешь говорить мне о святотатстве?! Не ты, но я буду карать тебя за кощунство!
Она сдвинула повязку – и на Всеведа уставился страшный, будто змеиный глаз, полный нечеловеческой злобы и губительной силы. Один лишь раз взглянул на него жрец и тут же почувствовал, как его горло словно сдавило тисками. Его глаза налились кровью, изо рта пошла пена и, корчась в предсмертных судорогах, Всевед повалился на пол.
Надвинув снова повязку, Инга равнодушно переступила через мертвое
