Книга Следы и тропы. Путешествие по дорогам жизни - Роберт Мур

По выгоревшей осенней траве бродили непривычные мне животные. За одним окном нашего «Ленд-Ровера» неподвижно стояло трио антилоп гну, за другим – небольшая группа мускулистых антилоп эланд. Водитель сбросила скорость. Прямо перед нами на дорогу выбежало стадо горных козлов. Пока внедорожник медленно катился вперед, стоявшая на обочине самка жирафа наклонила голову и безучастно, словно уставшая куртизанка, заглянула нам в окно.

Рядом со мной за рулем сидела биолог, специалист по стадному поведению крупных млекопитающих животных, Нидхи Дхаритриисан. Она показывала и перечисляла названия неизвестных мне животных – ориксов, куду, аддаксов и вотербоков. Их имена отлично подошли бы персонажам какого-нибудь научно-фантастического романа. Дхаритриисан уже несколько месяцев наблюдала за этими животными в их естественной среде обитания и за это время успела составить свое, часто забавное мнение о каждом из них: белых носорогов она называла «сладенькими», а зебр – «засранками». Слоны в любой непонятной ситуации, по ее словам, сразу «разносят все к черту», а самцы куду ведут себя, как неопытные мальчишки на первых школьных танцах – выполнение сложных ритуалов, имитирующих спаривание, интересует их больше, нежели само спаривание.

Я познакомился с Дхаритриисан в Ньюарке в «Лаборатории пчелиного роя», где она завершала подготовку к получению степени доктора философии. Учитывая, что в этой лаборатории работают одержимые насекомыми люди, ее интерес к крупным стадным животным показался мне несколько неожиданным. Однако она сказала, что то, чем она занимается, имеет много общего с работой ее коллег. Млекопитающие, как и насекомые, собираются в группы, обмениваются информацией и создают сложные, хорошо продуманные сети тропинок. Если вы сядете на воздушный шар и поднимитесь высоко в небо над национальным парком Серенгети во время Великой миграции животных, то сами убедитесь, что бесконечные стада копытных сверху мало чем отличаются от полчищ муравьев-сафари.

Изучая насекомых, я узнал, что их тропинки могут выполнять функцию некой внешней памяти или коллективного интеллекта. Муравьи пользуются тропинками, потому что, несмотря на свои миниатюрные размеры и крошечный мозг, они должны совместно выполнять множество сложных задач. Но почему мы, недоумевал я, высоко индивидуализированные млекопитающие, имея большой мозг и умея как никто другой в известной нам Вселенной передвигаться по суше, до сих пор считаем нужным ходить друг за другом след в след? Почему мы не ходим в полном одиночестве там, где захотим, и не наслаждаемся в полной мере дарованной нам свободой передвижения?

Порой очень непросто понять, почему другие животные ведут себя так, а не иначе, и что вообще ими движет. Между человеком и всеми остальными представителями царства животных стоят практически непреодолимые психические и лингвистические барьеры. И тем не менее люди во все времена с удивительным упорством интересовались мотивами животных и задавались вопросом, совпадает ли их мотивация с человеческой. Думаю, будет непросто найти общество, члены которого никогда бы не задумывались о внутреннем мире братьев наших меньших. И тому есть веская причина: от них зачастую зависит само наше существование. Чтобы понять психологию своих жертв, представители коренных народов выполняют магические ритуалы: совершают жертвоприношения, исполняют ритуальные танцы, впадают в транс, практикуют голодание и даже занимаются членовредительством. Западные ученые с той же целью проводят умопомрачительные эксперименты и создают сложнейшие компьютерные модели. Понимание, которого мы достигли, и связи, которые мы сформировали с животными, сделали нас – всех нас, начиная с охотников на газелей из Калахари и заканчивая живущими в Токио любителями кошек, – теми, кем мы являемся на настоящий день.

С давних пор люди проявляют эмпатию к животным тремя совершенно разными способами. Вероятно, чаще всего мы просто живем рядом с ними бок о бок: держим дома, кормим, разводим, выгуливаем и занимаемся выпасом, создавая тем самым с ними свободные симбиотические связи. С другой стороны, мы изучаем животных, когда охотимся на них, а это уже совсем иной вид сопереживания – холодная эмпатия хищника. С недавних пор люди перешли к научным исследованиям животных: каталогизации их рациона, отслеживанию маршрутов передвижения, изучению реакций и, наконец, моделированию способов их самоорганизации.

Вот так я оказался в одном «Ленд-Ровере» с Дхаритриисан. Я решил потратить некоторое время на то, чтобы осуществить все три древнейших способа межвидовой коммуникации: наблюдение, выпас и охота. Естественно, начал я с того, что пугало меня меньше всего.

Во всех трех случаях, как выяснилось, тропинки открывают удобный, пусть и узкий, портал в мир диких животных. Несмотря на распространенное мнение, этот мир не является четко структурированным местом, где все разложено по полочкам – только в детских книжках-раскрасках зебра живет на одной странице, жираф на другой, а лев – на третьей. Все животные в дикой природе перемешаны и взаимозависимы. Сбиваясь в стада или осторожно подкрадываясь к ним, звери неизменно идут друг за другом след в след. И там, где их жизненные интересы пересекаются, неизбежно появляются тропинки.

Мы тоже вовлечены в этот процесс; нет никаких сомнений, что первые люди пользовались тропами наземных млекопитающих, а многие современные дороги появились на месте давно исчезнувших троп, протоптанных самыми разными зверями. Передвигаясь по следам животных, мы научились предугадывать их намерения. Говорят, что опытные следопыты идентифицируют себя со своей добычей; эта особенность помогает им идти по периодически обрывающемуся следу и даже чувствовать то, что чувствовало преследуемое ими животное – острую боль от попавшей в лапу колючки, изменение мягкости песка под копытами. Этот процесс иногда называют «превращением в зверя».

Может быть, мы и не умеем читать мысли животных, но зато мы хорошо умеем читать их следы. Обучаясь этому искусству, мы постепенно превращались в современных людей: благодаря охоте мы оттачивали свой интеллект и совершали первые открытия; научившись пасти животных, мы получили неиссякаемый источник молока, мяса, кожи и шерсти; догадавшись запрячь их, мы стали быстрее пахать поля, перевозить товары и строить города; познавая их мудрость, мы сами становились умнее. Этот долгий и медленный вальс – противостояние людей и животных, в ходе которого мы учились приносить друг другу пользу, – со временем изменил всех нас.

Часть первая

Наблюдение

Пока мы с Дхаритриисан наблюдали за повседневной жизнью диких животных, начал накрапывать дождь. Аддакс осторожно чесал спину длинным изогнутым рогом. Детеныш антилопы прижимался к матери, а та, низко наклонив голову, тщательно вылизывала его между ног. Теленок, не переставая посматривать на нас, безмятежно пошатывался из стороны в сторону.

Рассматривая стада полосатых и пятнистых копытных животных, я готов был поверить, что мы выехали на сафари в настоящий вельд, если бы не несколько существенных деталей: высокий стальной забор, мультяшная вывеска из искусственного дерева с надписью «АФРИККА» и, самое главное – американские горки. На самом деле мы были в огромном открытом зоопарке – считается, что там можно отправиться на самое большое автомобильное сафари за пределами Африки, – который является частью тематического парка Six Flags Great Adventure, расположенного в одном из пригородов Нью-Джерси, менее чем в двух часах езды от Нью-Йорка. Сафари-парк начал работать в 1974 году одновременно с такими аттракционами, как самый большой в мире воздушный шар и самое большое в мире типи. Сейчас там содержится более 1200 животных с шести континентов, включая значительную популяцию африканских стадных животных.