полицая испуганных глаз, ребята подошли.
— Мальчишку этого знаете? — спросил Гармаш.
— Знаю… — прошептала девочка.
— А ты знаешь?
— Знаю… Это Марченко Юрась. Мы на одной парте сидим…
— А я про что говорил! — обрадовался Кручина.
Гармаш обозлился: "Дьявол забери! Не того арестовал!" Он вспомнил про замок на дверях. "Конечно, тот мальчишка спрятан в доме, замок повешен для отвода глаз. Ну, да ладно, еще ничего не потеряно: во дворе караулит Тимашук, сбежать невозможно".
— Чего ж ты молчал, балда, только время зря на тебя потерял! — попрекнул он Юрася. — Ступай до батьки да скажи ему мой привет. Давно с ним не виделись!
И Гармаш быстро зашагал к дому Александры Ниловны.
ДИВЕРСИЯ
Юрась вернулся в шалаш подавленным. Кручина расхваливал отца за то, что тот стал изменником, а он, Юрась, молчал, молчал, потому что все это правда.
Юрась видел, как Гармаш направился к дому тети Сани. Конечно, Владика уже схватили, арестуют и тетю Саню. Теперь никто их не спасет! Больше у него здесь нет друзей. Сегодня же, как стемнеет, он уйдет. Может быть, ему повезет и он встретит в лесу партизан.
* * *
Первая звезда застала Юрася в пути. Он привык к лесу, темнота его не пугала, но он не представлял, как трудно идти в лесу ночью. Казалось, вся земля состоит из невидимых пней, кочек и непроходимых колючих зарослей и цепкой травы.
Чтобы не заблудиться, Юрась частенько поглядывал на небо: Большая Медведица должна все время оставаться слева. Он был в пути уже несколько часов, когда набежавшие вдруг тучи плотно затянули небо. Юрась остановился, боясь сбиться с дороги. Нужно подождать, когда ветер разгонит тучи. Он опустился на землю, прислонился к дереву и сразу почувствовал, как устал. Казалось, он не сможет сделать больше ни одного шага. Это напугало его: он пробыл в пути часа два-три, что же будет дальше?! Конечно, днем идти гораздо легче, но днем можно нарваться на немцев. Все-таки придется идти ночью.
Тишину леса нарушил отдаленный шум. Он быстро приближался, нарастал с каждой секундой, потом стал удаляться и вскоре стих. "Ветер прошел по листьям, — решил Юрась. — Будет гроза". Он опять взглянул на небо. Ни одна звезда не светила сквозь толщу туч. Юрась остановился: идти дальше или поискать пристанище для ночлега? Вдруг ночную тишину вспорол пулеметный треск. Юрась боялся поверить своему счастью: неужели партизаны?! Но треск приближался с такой быстротой, что он тут же догадался: это мотоцикл. Значит, где-то близко шоссе.
Юрась приободрился: шоссе тянется с запада на восток. Надо идти по лесу, не теряя из виду шоссе. Вот и все! Тогда он не собьется с пути.
С трудом продираясь сквозь заросли, цепляясь заплечным мешком за сучья, Юрась двинулся напрямик к шоссе. Вскоре он оказался у придорожного кювета. Подтянув заплечный мешок, не теряя из виду ленту шоссе, Юрась двинулся на восток. Тревожны были его мысли. Еще утром все казалось так просто. Он будет идти с девяти вечера до пяти утра. Значит, за ночь он сможет пройти километров тридцать. Через десять-пятнадцать дней он окажется у своих.
Теперь он понял, что ночью в лесу не идешь, а пробираешься. Больше двух-трех километров в час не пройти. Но все равно надо шагать и шагать на восток, он ни за что не вернется к отцу!
Идти по обочине шоссе было легче. Юрась ускорил шаг, но вдруг споткнулся и упал. Поднявшись, он сделал шаг вперед и снова споткнулся, — по траве тянулась толстая проволока. Неподалеку лежал вывороченный взрывом телеграфный столб.
Шум машины заставил мальчика броситься плашмя в траву. Через узкие прорези затемненных фар пробивались два синих лучика. Юрась не успел рассмотреть, что это за машина, так быстро она исчезла. Шум ее еще долго отдавался в чаще леса.
"Машины слышны издалека, в случае чего, успею спрятаться", — подумал Юрась и вышел на шоссе. В просветы туч выкатилась луна, осветив все неживым голубоватым светом. В этом неверном свете мальчик увидел на повороте шоссе столб с фанерной стрелой. На стреле четкими черными буквами было написано по-немецки: "Nach Moskau!" Юрась пнул столб ногой — столб не шелохнулся. Стрела была прибита высоко, Юрась не мог до нее дотянуться. В бессильной ярости он стоял перед столбом, не зная, как сбить проклятую надпись. Он вспомнил о проводе, бросился обратно и без труда нашел поваленный телеграфный столб. Провод был длинный, толстый, он тянулся за мальчиком, громко шелестя в траве.
Юрась накинул провод на указатель, дернул, фанера хрустнула и отвалилась. Он наступил на стрелу сапогом, все еще сжимая в руке провод.
Вдали послышался знакомый шум. Юрась нырнул в кювет. Машина пронеслась мимо.
Он вылез из кювета и только теперь заметил, что держит провод. Вдруг ему пришла в голову мысль, от которой самому стало страшно. Дрожащими руками он укрепил конец провода на столбе указателя, около которого валялась сломанная стрела с надписью "Nach Moskau!" Потом протянул провод на другую сторону шоссе и, на высоте своей груди, обмотал его вокруг толстого ствола березы.
Юрась понимал, что надо уходить — и уходить как можно скорее. Но он не мог заставить себя уйти: он должен знать, что будет дальше. Он залез в придорожные кусты, снял заплечный мешок и стал ждать…
Вдали послышался треск мотоцикла. Юрась почувствовал, как его охватила противная дрожь. Однажды он уже испытал это, когда впервые увидел фашистские танки.
Мальчик закрыл глаза: "Сейчас, сейчас…"
Мотоцикл мчался на предельной скорости, наполняя все вокруг оглушительным треском. Юрась заставил себя открыть глаза и успел заметить, как вылетел и распластался на асфальте фашист. Мотоцикл свалился на обочину шоссе и содрогался, словно живое существо.
Не разбирая пути, спотыкаясь, ударяясь о деревья, Юрась бросился в глубь леса.
* * *
Диверсия на шоссе вызвала в Гладове переполох. Военный комендант города фон Зуппе в третий раз перечитывал донесение о гибели офицера-мотоциклиста и терялся в догадках. Диверсия была дерзкая, но кто ее совершил? Партизаны? Почему же они не забрали оружие у погибшего, оставили при убитом важные военные документы? Значит, не партизаны? Тогда кто же? Впрочем, чтобы перекрыть проводом шоссе, совсем не нужно много людей. Это может устроить и одиночка. Черт возьми! Шайку преступников-диверсантов обнаружить легче, чем диверсанта-одиночку. Но это нужно сделать! И это будет сделано!
Комендант в четвертый раз перечел перевод безграмотного донесения, полученного
