с ним я действительно смеялась чаще, чем за последние годы. Не только те три, что провела в бегах.
При свете я могла разглядывать его, не торопясь, а он не пытался увернуться, но я всё равно положила ладони ему на грудь, чтобы успеть пресечь попытку встать.
Тело звенело, в голове и на душе было легко. Наши проблемы никуда не делись, но перестали давить, страх больше не сковывал холодом грудь и не сушил горло.
— Спасибо.
Одно короткое слово, но оно сорвалось с губ быстрее, чем я успела понять, что сказала это вслух.
Даниэль застыл. Секунду он просто смотрел на меня, а после развернулся, медленно погладил пальцами моё лицо.
Как же он соскучился по возможности прикасаться…
— Мне очень хочется спросить, но я боюсь справедливо лишиться второго глаза.
Он понял правильно, но не удивлялся, не давил и не отпускал уничижительных комментариев, и я развернулась на спину, чтобы потянуться, устроиться на его плече затылком и понять, как много могу ему рассказать.
— Я жила очень уединённо. Это была большая деревня далеко отсюда. Сначала рядом с ней появился монастырь, потом стали приезжать новые люди. Деревня начала расти, постепенно превращаясь в маленький, но город. Мой дом оставался за её пределами.
— Такой красивой женщине наверняка бывало страшно жить на отшибе одной. Ты ведь жила одна? — Даниэль спросил негромко и задумчиво, пытаясь представить то, о чем я рассказывала.
— Да, одна, — я перехватила его руку и поднесла к глазам, разглядывая ладонь. — И нет, страшно не было. Меня там любили. Не знаю, правда это или нет, но говорили, что меня нашли у дороги, кто мать так и не дознались. Местная ведьма воспитала меня, научила всему, что мне нужно было знать, и объяснила, что я никогда не буду такой, как все. Когда её не стало, дом достался мне. Это был очень красивый дом.
— Его больше нет?
Я медленно облизнула губу, пытаясь понять, как ответить на это правильно, но Даниэль погладил меня по волосам.
— Не отвечай, если не хочешь.
В его голосе было тщательно сдержанное, спрятанное как можно глубже, но подлинное сочувствие. То, на которое был способен лишь человек, по себе знающий, что такое лишиться всего, что считал своим домом.
Я быстро сглотнула и посмотрела на него.
— В мужчинах не было недостатка. Мне не хотелось связываться с местными, но хватало тех, кто приезжал. Это никогда ничего не значило, просто помогало отдохнуть и сбросить напряжение. Но сейчас мне кажется…
Зная, что он не заставит меня заканчивать фразу, если не захочу, я задумалась, стоит ли произносить вслух то, что хотела сказать. Интуиция подсказывала, что да.
— Теперь мне кажется, что никто из них попросту не умел заниматься любовью.
Последнее слово осело на языке горьковатым травяным привкусом.
С каких пор мне вообще пришло в голову называть этот процесс так?
Даниэль молчал почти минуту, а после повернулся на бок, ловя мой взгляд.
— У меня просто были возможности. И некоторый интерес к происходящему. Ты же знаешь, я люблю учиться.
Мы засмеялись одновременно, но он оборвал этот смех, ловя меня за подбородок и склоняясь ближе.
— Но я никогда не видел, чтобы женщина была настолько искренней в постели. Так что благодарить должен я.
Благодарностью за то, что я хочу его даже изуродованным, он не стал унижать ни меня, ни себя, но она столь очевидно подразумевалась, что я потянулась за поцелуем первой.
В добропорядочных знатных семьях так, конечно же, не полагалось.
Став маркизой, я должна была бы сидеть в комнате и вышивать, старательно пить травы, чтобы зачать как можно скорее, но терпеливо ждать момента, в который у супруга найдётся время навестить меня.
С Лагардом нарушать эти дурацкие правила оказалось так легко.
— Расскажи мне про свой сад. Это владения Руперта?
Он снова улыбнулся одними уголками губ, но расслабленно, немного удивлено.
— Нет. В последнее время он начал заговаривал о том, что его неплохо бы привести в порядок. Я не против, но мне всё нравится и так.
— Сад и должен быть таким. Большим и буйным, кусочком настоящего леса, — окончательно осмелев, я провела пальцами по его правой щеке, до самого ремешка повязки. — Тот, кто занимался им прежде, знал в этом толк.
Даниэль не застыл, не дёрнулся, но перехватил мою руку и поцеловал ладонь.
— Им не занимались вообще. Этот дом был частью приданного моей матери. За ним присматривали, но там много лет никто толком не жил.
Сердце забилось быстрее от этого прикосновения, но я решила не одергивать себя. Не сейчас.
— Позволишь мне заняться этим? Дома я выращивала прекрасные розы.
У меня получилось произнести это беззаботно, почти как шутку, но Даниэль подался ближе.
Его ладонь легла на моё лицо, удерживая, и от той серьёзности, с которой он смотрел, я почти содрогнулась.
— Ты можешь делать всё, что пожелаешь и сочтешь нужным. Я хочу, чтобы это место стало для тебя домом. Клянусь Нечистым, я не думал, что будет так, просто выбрал самую подходящую женщину в округе. Но теперь я правда этого хочу. Как бы оно там ни сложилось дальше.
Его нужно было немедленно, а еще лучше — минутой ранее заткнуть, и я снова потянулась к нему сама, опрокидывая на подушку и касаясь губами губ. Просто чтобы не наговорил того, о чем потом сможет пожалеть.
Даниэль, по всей видимости, и это понял, потому что тут же погладил меня по голове, без слов призывая не беспокоиться.
И тем не менее, момент был почти испорчен этой его нежностью. Настолько, что у меня щемило в груди.
— Могу я спросить еще кое о чем?
Вернуться к делам было самым безопасным, самым правильным для нас обоих решением.
— Конечно, — он согласился и с этим тоже.
Мне вдруг показалось, что он согласится, даже если я предложу просто послать всех и вся к Нечистому и остаться жить здесь.
— Ты знаешь, кто на них донес? Заговор на то и заговор, чтобы оставаться тайным, но если о нем узнала королевская полиция, кто-то должен был открыть рот.
Даниэль нахмурился.
Теперь он смотрел куда-то в район моего плеча, а я постаралась не чувствовать волну ненавязчивого, почти фонового удовольствия, прокатившуюся по телу, когда я прижалась грудью к его груди.
— Не знаю. Я не думал об этом. Так или иначе, в это была втянута не только моя семья. Всегда найдется кто-то, кто может подслушать или…
— … Или целенаправленно выслеживать.
Мы посмотрели друг на друга, а потом,
