какая разница?
– Слушай, чувак, от рома у меня будет разве что похмелье на выходных, а вот за траву можно сесть на пять лет.
– Ну, законы не всегда справедливы.
– Но именно так обстоят дела.
Я был растерян: вроде бы Марк никогда не курил траву, и я не понимал, с чего это он ее защищает.
– Я не курю траву, не волнуйся, – сказал Марк, прочитав, как обычно, мои мысли. – Просто не люблю, когда ты осуждаешь других.
– Ты о чем вообще? Я ни слова не сказал!
Марк помолчал.
– Помнишь, как вобы любили приезжать сюда, чтобы отделать кого-нибудь?
– Ага.
– А помнишь, как мы с тобой отлупили какого-то хиппи в парке?
– Ага.
– Я отбитый, Брайон, но не тупой.
Остаток пути до дома мы проехали молча.
Я подобрал Кэти в больнице. Я не рассказал ей про поездку в странный дом в поисках Эмэндэмса: не было смысла ее огорчать. В конце концов, я же его не нашел.
Мы ездили туда-сюда по Ленте, потом по пути домой зарулили в парк, как обычно. Мои чувства к Кэти становились день ото дня всё серьезнее, и это было очень странно. Раньше я всегда придерживался тактики «погуляли и хватит». Даже с Анджелой речь шла, скорее, о гордости, чем о любви. Но я всё еще не сказал Кэти, что люблю ее. Так же как не поблагодарил когда-то Чарли, когда он одолжил мне машину. Я просто не мог сказать такое, когда оно и правда что-то значило.
– Слушай, Кэти, – сказал я, когда мы уже ехали к дому. – Если бы у меня было кольцо, ты бы его носила?
– Да, – сказала она. Так у нас всё стало всерьез.
Высадив Кэти возле ее дома, я поехал к Терри Джонсу. Там я должен был подобрать Марка, но дома никого не оказалось. Родители Терри уехали на выходные, что обычно означало время пьянок и покера в доме Джонсов. Я решил, что все отправились за бухлом и девчонками, и решил подождать их возвращения на крыльце.
Ночь была прохладная, но не слишком, вот-вот должна была начаться весна. Зима была очень странная. Еще прошлой осенью мы с Марком мыслили одинаково, как один человек, а теперь даже разговаривать по-человечески не могли. Осенью Чарли был еще жив и прикапывался к нам из-за долгов за колу. Я бегал за девчонками и обыгрывал всех в бильярд. Эмэндэмс читал «Ньюсвик» и зарабатывал, присматривая за братьями и сестрами. Теперь всё было иначе.
Я сидел на крыльце, курил и размышлял, когда рядом притормозила машина. Я подумал, что это кто-то еще приехал на вечеринку, так что не обратил на нее внимания. Вдруг прямо передо мной оказалось четверо парней, я пришел в себя и осознал, что двое из них – Тим и Кудряха Шепарды.
– Я думал, вы за решеткой, – любезно сказал я, притворяясь, что еще не понял: они явились сюда с единственной целью – выбить из меня дух.
– Уже нет, – сказал Тим. Он меня пугал. Таких я называю «суровый парень». Кудряха больше языком трепал, а вот Тим приводил его угрозы в исполнение. Он был самый настоящий бандит. Знаю, многие так называют всех парней с восточной стороны, но Тим правда был бандитом.
– Ясненько, – сказал я, продолжая курить и пытаясь казаться невозмутимым. Если мне удастся заболтать их, может быть, появится Марк, или Терри, или еще хоть кто-нибудь.
– Видел Анджелу в последнее время? – спросил Тим.
Кудряха молчал – даже он трепетал перед старшим братом. Было в Тиме Шепарде что-то такое – лицо всё в шрамах, походка вразвалку, блеск черных глаз, – что давало всем понять: он настроен серьезно.
– Ага, как раз вчера вечером столкнулся с ней на Ленте, мы с ней покатались.
Я решил не втягивать Марка; очевидно, он их не интересовал.
– Серьезно? А ты знаешь, что Анджел сегодня утром постриглась? Так люди говорят. Но мне она сказала кое-что другое.
Я почувствовал, как пот струится у меня по спине и выступает на ладонях. Моя сигарета затряслась, так что я выплюнул ее на крыльцо, а потом спокойно спросил:
– А тебе она что сказала?
– Что ты напоил ее и отрезал ей волосы. Это правда?
– Да, это правда, и я сожалею об этом, – я решил выложить всё сразу, не играть в эти игры и не ходить вокруг да около. – Это было подло, и мне очень жаль.
– Сейчас ты пожалеешь еще сильнее, – сказал Тим, и двое парней, которых я видел впервые в жизни, накинулись на меня, прижали руки к бокам и держали, пока Тим и Кудряха по очереди меня лупцевали.
В конце концов я вырубился, но не так быстро, как хотелось бы.
Когда я пришел в себя, Марк вытирал мне лицо мокрой тряпкой.
– Брайон, ты как? Не шевелись только.
Я подавил стон, потому что в комнате были другие ребята. Вообще-то перед Марком я обычно не строю из себя сурового парня, но тут надо было соответствовать своей репутации.
– Что случилось? Кто тебя так?
– Шепарды, – сказал я. Я затаил дыхание от боли, в обоих боках кололо, лицо как будто пульсировало, и я не мог открыть глаза – так распухли веки. Во рту стоял странный привкус, я понял, что это кровь.
– Хочешь в больницу? – спросил Марк. Голос у него был такой обеспокоенный, что мне стало его жалко.
– Нет.
Я никуда не хотел ехать: казалось, стоит мне пошевелиться, и я развалюсь на части.
– Можно я тут останусь? – я догадывался, что нахожусь дома у Терри и, похоже, лежу на кровати.
– Конечно, чувак! – я узнал голос Терри. – Слушай, ты как будто только что из мясорубки.
– И ощущения такие же, – сказал я, хоть эта шуточка и стоила мне новой порции покалываний в боку. Репутация – дело такое: умри, но соответствуй.
– Я позвоню нашей старухе, – сказал Марк, – а потом мы найдем Шепардов.
– Марк! Я хочу поговорить с тобой. Наедине.
– Конечно, чувак. Давайте-ка отсюда, ребята, – и они послушались, просто потому что Марк – это Марк.
– Слушай, мне дико больно говорить, так что я не буду повторять, и спорить я тоже не хочу.
– О’кей, – голос Марка звучал удивленно. Мне хотелось увидеть его лицо. Я понимал: ему не понравится то, что я сейчас скажу. Я чувствовал, что Марк сидит на краю кровати. Я потянулся туда, где должна была быть его рука, и
